Я прочищаю горло и стараюсь не звучать как смущенный ребенок, говоря: — Я проснулась. Ты можешь просто положить меня.
Он не отвечает мне, так как полностью заходит в душевую кабинку, а затем садится на встроенную мраморную скамью, которая идет вдоль одной из стен, все еще прижимая меня к своей груди. Мне действительно стоит вынуть лицо из его плеча и посмотреть ему в глаза, но мы вместе в
Особенно та часть, где я не имею
Я снова прочищаю горло, и наконец он говорит: — Тебе нужно что-нибудь выпить? Когда ты в последний раз что-то ела? Твои узы не примут от нас ничего, пока контролируют ситуацию.
Вот дерьмо.
Как долго мои узы контролировали ситуацию, и что, черт возьми, они делали, если он здесь, прижимается ко мне и тянет меня в душ?
— Сегодня утром… или как долго я спала? Может быть, вчера.
Он кивает и начинает стягивать свитер, чтобы снять его с моего тела. — Сегодня утром. Ты спала всего час. Я подумал, что ты проспишь душ.
В тот момент, когда он стягивает свитер с моей головы, я понимаю, что под ним ничего нет. Наконец я немного приподнимаюсь на его коленях, чтобы освободиться от него, и выхожу из себя, обхватывая руками грудь и бросая на него очень скандальный взгляд.
Его лицо не меняется, а его тон становится добрым, но в то же время очень фактичным, когда он говорит: — Нет ни одного из твоих Связных, кто не видел бы тебя обнаженной до пояса, Олеандр. Мы все держали тебя, пока ты исцелялась.
Я застонала и уткнулась лицом в ладони, отчаянно желая снова потерять сознание и забыть, что этот разговор вообще имеет место. — Есть ли еще что-нибудь совершенно постыдное, что я сделала? Пытались ли мои узы снова напасть на кого-нибудь из вас, или на этот раз я буду избавлена от этого ужаса?
— Что бы тебе ни понадобилось, наш долг и честь — предоставить это.
У меня нет слов, чтобы даже попытаться ответить на это, и в любом случае, это ничего для меня не значит. — Что, черт возьми, произошло, пока меня не было? Откуда все это взялось? Последнее, что я знала, ты мне не доверял. А теперь ты здесь с мягкими словами и предлагаешь мне все, что я захочу… Я сейчас так чертовски запуталась. У кого из нас травма головы, из-за которой я должна сейчас сходить с ума?
Норт слишком спокойно относится к моей бессвязной словесной рвоте. Настолько спокойно, что вообще никак не реагирует, разве что переместил свою хватку на мои бедра, чтобы удержать меня, и как только он хорошо ухватился, он открывает рот, и все мои секреты вылетают из него. — Тебя похитили из больницы. Тебя держали в лагере Сопротивления два года, пока пытали, чтобы получить информацию о твоем даре и твоих Связных. Ты ничего им не дала. Ты сбежала, когда Сайлас Дэвис ушел, и твои узы взяли на себя ответственность, чтобы вытащить вас. Затем ты провела три года в бегах, чтобы отвести их от нас. Ты спала в приютах, квартирах и на улицах, когда была еще ребенком, потому что не хотела, чтобы они получили доступ к нам… или к твоему дару. Вот что изменилось.
Мой рот открывается и тут же закрывается, потому что это гораздо больше информации, чем я ожидала от него. Это гораздо больше, чем ему могло бы дать знание моего кодового имени Сопротивления, но я полагаю, что это достаточно хорошая отправная точка для того, чтобы он смог выследить остальное.
Мои щеки снова пылают, и когда я соскальзываю с его ног, на этот раз он позволяет мне, хотя его руки остаются на моих бедрах, чтобы поддержать меня и удержать. — Ты так говоришь, что это звучит героически. В основном я была напугана и пыталась убежать.
Он смотрит на меня теми же задумчивыми глазами, которыми смотрел на меня на протяжении всего разговора. — Тебе было шестнадцать, когда ты сбежала от них, конечно, ты была в ужасе. Как ты выдержала то, что они сделали с тобой, не проронив ни слова, уму непостижимо, но это было больше, чем
Я тяжело сглатываю, стараясь не стесняться своего практически голого состояния, и бормочу: — Но я не давала это тебе. Атлас сказал тебе, а ты уже сам обо всем догадался.
Норт пожимает плечами, а затем его пальцы обхватывают эластичный пояс моих трусов, стягивая их вниз по моим ногам без единого слова, а моя тупая задница просто стоит и позволяет ему. Я немного ошеломлена его предположением, что для него совершенно нормально полностью раздеть меня, а я просто… не буду против.
Наверное, это самый нортовский поступок, который я видела от него с момента моего возвращения, и поэтому мой мозг еще не до конца осознал ситуацию.
Он встает и направляется к мраморной скамье. — Садись. Дэвенпорту пришлось исцелять твою ногу поэтапно, и у тебя еще есть последний сеанс, прежде чем она полностью заживет.
Опять же, я просто делаю это, потому что думаю, что информационная свалка сломала маленькую, дерзкую часть моего мозга, которая проснулась вместе со мной, и теперь я на автопилоте, пока там все перенастраивается.