– Мне кажется, прежде я его никогда не испытывала. До того как отправиться на встречу с Маликом, я чувствовала себя хорошо. И даже когда была там с ним, все было нормально. Но сейчас… Такое впечатление, словно он щелкнул выключателем у меня в голове. И на меня обрушились эти чувства. Их слишком много.
Шон разворачивает меня лицом к себе и делает шаг вперед, так что мы касаемся друг друга. Я вглядываюсь в его глаза, пытаясь забыться и раствориться в них. Я уже проделывала это раньше, тонула в этих зеленых омутах, подобно маленькой девочке, оказавшейся в море, на глубине, в окружении изумрудно-зеленой воды. Качалась на волнах и позволяла им нести себя…
Я отшатываюсь. Шон поцеловал меня, и прикосновение его губ пронзило меня, как удар электрического тока.
– Эй, – говорит он, и на лице его написано беспокойство. – В чем дело?
– Не знаю. – Я чувствую, как по щекам текут слезы. – Я
– Что связано, малышка?
– Все!
– Успокойся, Кэт. Как все это может быть взаимосвязано?
– А разве может быть
– Я не математик, но не вижу здесь ничего особенного. Подобные совпадения случаются постоянно.
Его попытка приуменьшить значение фактов приводит меня в ярость.
– Мой отец был убит, Шон. И я не знаю, почему. – Я протягиваю руку и касаюсь венецианского окна. Прохладное стекло каким-то образом немного успокаивает меня и вселяет чувство уверенности. – Я ничего не помню о той ночи до момента, когда увидела тело отца в саду. А недавно я обнаружила пятна крови в своей старой спальне. И еще мне снятся кошмары. Повторяющиеся сны и галлюцинации. Они и раньше посещали меня, но сейчас стали намного хуже. Проклятый дождь… он не прекращается. А на чем специализируется Натан Малик? На восстановлении и обретении воспоминаний.
Шон как-то странно смотрит на меня.
– О каком дожде ты говоришь? И где ты обнаружила кровь?
Я забыла о том, что он ничего не знает о моей поездке в Натчес.
– В своей старой спальне в доме, где я выросла. Старые следы крови. Я думаю, они появились в ту ночь, когда умер мой отец.
– Кэт… О чем, черт возьми, ты толкуешь? Это было двадцать лет назад.
– Двадцать три года. Кровь я обнаружила случайно, вчера. Когда приехала домой – господи, это было только вчера! – и маленькая девочка разлила люминол в моей комнате. Думаю, все это время они мне лгали. Мать, наша служанка, мой дедушка. На какое-то время я испугалась, что отец покончил с собой, но теперь так не думаю. Я полагаю…
Шон крепко обнимает меня за плечи – достаточно крепко, чтобы я замолчала.
– Ты должна успокоиться. Я пытаюсь выслушать тебя, но ты буквально летишь вперед. Неужели ты сама этого не чувствуешь? Ты слишком торопишься. Ты как-то попросила сказать, если мне покажется, что у тебя голова идет кругом. Так вот, я говорю тебе об этом сейчас.
Он прав. В голове у меня
– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Шон. – Я вижу это по твоим глазам. Ты думаешь о том, что взлет на вершину стоит того падения, которое разобьет тебя на куски.
Он хорошо изучил меня. Хвала Господу, от моего сознательного «я» уцелело достаточно, чтобы я услышала его. В нынешних обстоятельствах очередной приступ станет для меня последним.
– Расскажи мне о Натчесе, – просит он. – Что там случилось?
– Думаю, я могла видеть, как убили моего отца, Шон.
– Что заставляет тебя так думать?
– В ту ночь, когда его убили, я перестала разговаривать.
– В этом нет ничего необычного.
– На целый год?
У него подергивается щека, словно от усилий, которые он прилагает, чтобы выглядеть спокойным.
– Ну хорошо, может быть, это и в самом деле необычно.
– А после сегодняшнего разговора с Маликом я думаю, что увиденное в ту ночь настолько травмировало меня, что у меня случилась диссоциация. Я думаю, что правда о смерти отца заперта где-то у меня в голове, но я не могу до нее добраться.