Выскочив из-за штабеля, Антон засеменил приставными шажками к «таблетке», держа ее на прицеле. Добравшись до деда, изъял винтовку, повесил на плечо стволом вниз, оценил состояние раненого. Амба. Почти готовый «минус», первая пуля пришлась ниже ключицы, вторая в диафрагму, легкая дрожь конечностей место имеет и хрип характерный, в общем, дойдет минут через пять. Тут уже никакая помощь не поможет.
— А не хрен было лезть, — буркнул Антон, бросая деда на произвол судьбы и приближаясь к машине.
В кабине лежала беременная чеченка.
Нехорошо так лежала: навзничь, спиной на моторной части, пальцы левой руки мертвой хваткой вцепились в рулевое колесо, правая зажимала рану на груди скомканной косынкой.
Верхняя треть правого легкого навылет, покрытый дерматином кожух моторной части богато оплывал густой темной кровью. Губы намертво закушены, из уголка рта обильно сочится кровавая слюна с пеной, мучительно цедит воздух короткими частыми глотками, в груди что-то сипло хлюпает. Огромный вздувшийся живот пульсировал, медленно сокращался в мелких судорогах.
— Ё-мое! — потерянно выдохнул Антон. — Мать твою за ногу! Тебя-то как угораздило?! Ты ж справа должна сидеть!
Метнулся к распахнутой двери отсека для транспортировки лежачих: так и есть, худющий пацан на носилках в солдатских обносках, лет девятнадцати-двадцати, славянин, салага совсем, ноги по щиколотку в бинтах, правая рука, тоже.
Отскочив от машины, Антон мгновенно оценил обстановку, поводя стволом в направлении окаймлявших место происшествия кустов. Тишина, пустота, никаких признаков постороннего присутствия. От брода, сильно прихрамывая на правую ногу, очень медленно тащится с автоматом «притертый», тяжко матерясь и потрясая кулаками. Со стороны станицы слышен слабенький гул приближающихся моторов, поднятая по тревоге ГБР будет минут через восемь-десять.
Ах, какая нехорошая картинка предстанет взору потревоженных станичников, во главе которых наверняка примчится сам атаман! Энша, прославленный ас ратного дела, палил черт знает в кого, подстрелил беременную бабу, уложил деда, зато упустил снайпера, который наверняка завалил двоих омоновцев, тяжело ранил еще одного и вдоволь поиздевался над оставшимися двумя. Ай-я-яй!
— Где снайпер?! — замогильным тоном вопросил Антон, возвращаясь к худющему салаге и потрясая у его носа грязным кулаком. — Где?!
— Какой снайпер? — Взгляд пацана был как у умирающего от старости человека, пережившего столько страданий и страшных мук, что удивить его новой напастью было просто невозможно.
— Который по омоновцам стрелял, — несколько сбавив тон, пояснил Антон. — Я все время за машиной наблюдал… Не мог же он испариться!
— Баба стреляла, — с полным безразличием сказал пацан. — Ствол подо мной был заныкан, поэтому не нашли…
— Что-о? — внезапно севшим голосом всхлипнул Антон. — Кхе-кхе… Ты… Ты что, парень, гонишь? Как она могла, беременная?!
— А ты у нее руки посмотри, — посоветовал пацан. — И плечо. Я тебе говорю, баба стреляла.
В полном смятении Антон вернулся к кабине. Определить, есть ли следы порохового нагара на руках раненой, не представлялось возможным, одна рука в крови, вторая при деле, не разожмешь. Примерно то же получилось и с плечами: все обильно залито кровью, попробуй поищи свежие следы от приклада!
— Ты стреляла? — спросил по-чеченски Антон, поймав полный невыразимой муки взгляд раненой.
— Да, — тихо прохрипела женщина. — Да, я… Ты… нохча?
— Я русский, — угрюмо буркнул Антон, отводя глаза. — Но тебе уже все равно. Перестань рану зажимать, умрешь быстрее. А хочешь, я тебя дострелю? Один выстрел, и все мучения позади.
— Нет, — чеченка экономно мотнула подбородком. — Не-е-т…
— Ну и дура, — перешел на русский Антон. — Сейчас сюда от брода притопает один твой приятель, которому есть что тебе сказать. Мне почему-то кажется, что он будет резать тебя на мелкие кусочки, и начнет с живота. А чуть позже подтянутся наши казачки. Тоже ба-аль-шие любители снайперих! Я от чистого сердца предлагаю. Не то чтобы ты мне нравилась, просто страсть не люблю таких зрелищ, когда над беременными издеваются… Так что, добить?
— Не-е-ет… — чеченка собралась с силами и выдохнула с кровавым бульком:
— Рожать… буду…
— Пф-ф-ф! — возмущенно фыркнул Антон. — Совсем ебанулась баба! Какой рожать?! Кого рожать?! Тебя щас расчленять будут, мать твою!
— Это… это сын Беслана… — выплюнула чеченка с очередным сгустком крови. — Он… он должен жить…
— Какого еще Беслана? — возвысил голос Антон, обращаясь к лежавшему за перегородкой раненому салаге. — Гантамирова, что ли? Тоже конь еще тот, не вижу причин, чтобы как-то помогать его коханой, тем более такой вот…
— Беслан Сатуев, — индифферентно пояснил салага. — Это его жена. Сатуев у них, большой человек, полевой…
— Не надо мне про Сатуева, сам в курсе, — поморщился Антон. — Много бы отдал, чтобы он сейчас на месте своей супружницы оказался. А то они все горазды за юбкой…