— Ну ты даешь… беременную пороть?! — нашел в себе силы удивиться «старожил», на правом бедре его бугрился наложенный чуть выше колена самодельный жгут из тельника, ниже колена штанина была сильно разлохмачена и обильно пропитана кровью. — Она же беременная, какой тут кайф? Ну ты деятель… А где этот гондон? Не сдох?
— Она рожает, — вымученно бросил Антон, сдвинув с невероятными потугами женщину поближе к двери. — Не видишь, что ли? Ты погоди минуту, не до тебя…
— Ох ты, блин! — удивленно воскликнул «притертый», как следует рассмотрев диспозицию. — Вот так ни хера себе, прикол!
А и было чему подивиться, не каждому мужику доводится в жизни своими глазами наблюдать, как лезет дите на свет божий. Мы же, мужики, только туда горазды, а насчет обратно, избави боже!
— Лезет! — ошеломленно прошептал Антон. — Лезет! Совет салаги-«акушера» оказался весьма кстати: едва роженица оказалась ближе к двери и смогла максимально развести бедра, как из ее многострадальных недр полезла в этот мир головка, покрытая осклизлой кровавой пленкой.
— Ххха-рррр… — задушенно захрипела чеченка, из-под правой руки, закрывавшей рану, вспенилась бордовая кипень в сгустках, прострел самостоятельно испустил клокочущий выдох… Головка остановилась на полпути, тело роженицы застыло каменной глыбой, замерло в статичном усилии.
— Не сможет! — нервно крикнул Антон. — Никак не выходит! Легкое пробито, а тут же тужиться надо… Ох, мать твою… Че делать, акушер?!
— А хрен его знает, — легкомысленно бросил салага. — У нас нормально все лезло. Даже и не знаю…
— Можно попробовать подавить сверху вниз, — встрял «притертый» и, оглянувшись, сообщил с заметным облегчением:
— А вон ваши метутся. Может, у них там доктор есть какой-никакой? Мне бы тоже не помешало…
— Какой, в задницу, доктор! — с отчаянием в голосе воскликнул Антон, памятуя о том, что, помимо безнадежного коновала Бурлакова, в станице сроду не было ни одного приличного врача. — Она умирает! Она щас сдохнет и… и это вот так останется!
— Ну, тогда дави, — настоял на своем «притертый». — Я слыхал, так делают, когда не идет. С под груди начинай и аккуратно по параллели, вниз. И дырку неплохо было бы прижать. Ты давай дави, а я рану зажму, — и поковылял вокруг кабины к водительской двери.
«Притертый», кряхтя и охая, вскарабкался на водительское место и припечатал своей ручищей ладонь чеченки к ране. Антон сцепил руки в замок, прижал живот роженицы под грудью и медленно стал подаваться назад, словно собирался вытащить вздутый живот прочь из кабины отдельно от остального тела женщины.
Впавшая было в беспамятство чеченка, учуяв каким-то шестым чувством, что ей помогают, с грехом пополам набрала в пробитую грудь воздуха и напряглась в последнем неимоверном усилии, сжимая левый кулачок до мертвенной белизны костяшек и насквозь прокусывая неловко угодивший меж зубов кончик языка.
— Лезет! — заорал Антон, ощутив, что плод покидает тело матери. — Лезет, еб вашу мать!!! Лезет, бля!!! Давай, милая, давай… Ох-ххх… Все, что ли?!
«Милая» дала. Предсмертной конвульсией дернулись в мощном импульсе мышцы таза, дитя вывалилось в подставленные ладони Антона, и тут же каменно напряженные лодыжки женщины обмякли, безвольно соскальзывая вниз.
— Готова, — огорченно констатировал «притертый». — В смысле, совсем. Конечно, с пробитым легким так тужиться… А смотри, пацан. Вон, писюн видать…
— Оно не дышит, — пробормотал Антон, растерянно покачивая в руках осклизлый комок синевато-багровой плоти и рассматривая пуповину, тянувшуюся неэстетичной кишкой от этой плоти в недра мертвой матери. На гомон спешивающихся казаков, направлявшихся от притормозивших чуть выше машин к месту происшествия, он не обратил решительно никакого внимания. — Оно это, того… Че делать-то, акушер?!
— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! — пробасил подоспевший атаман с автоматом на изготовку. — И че вы тут, нах, устроили?!
— Погоди!!! — яростно крикнул Антон. — Не видишь, что ли?! Я убил его мать! Ты понял? А теперь оно, того… Оно же орать должно… Че делать, акушер?!
— Отсосать надо, — угрюмо буркнул атаман, окидывая местность мимолетным взором и понимающе сводя лохматые брови на переносице. — Да-а, вот это, нах, тебя угораздило, бляха-муха…
— Чего надо? — непонимающе уставился Антон на шурина. — Не понял?!
— Не орет, нах, потому что забито у него все, — пояснил атаман. — Нос, рот… Отсосать надо. Да чо ты, нах, его так держишь! Ты его еблищем вниз разверни!
Антон неловко развернул дитя лицом вниз, не раздумывая присосался к носоглотке и в три приема удалил забившую дыхательные пути слизь, сплевывая на дорогу. О брезгливости в тот момент он как-то не думал.
— А теперь, поджопник, — поощрительно крякнул атаман. — Давай, давай!
Антон сочно шлепнул по сморщенной дряблой заднице ребенка, примерился было дать еще шлепок… Дитя всхрапнуло, заглатывая первую порцию воздуха, сипло заперхало и огласило окрестности молодецким взвизгом.