Кровные драконы. Академия

Она действительно была великолепна, и заслуживала обрушившийся на нее поток аплодисментов, но когда я посмотрела в сторону Матвея, то увидела, как они с Глебом увлеченно хлопают, и смотрят на нее совершенно другими глазами. До этого момента Матвей избегал ее общества, стараясь соблюдать светские условности по минимуму, теперь же я читала в них восторг и интерес. Эта мысль принесла боль, такую сильную, что слезы выступили на глазах, и дальнейшие соревнования совершенно не остались в моей памяти.

Господин Яркан продолжал комментировать турнир, называя имена, оглашая результаты, но я смотрела в одну точку, и если аплодировала — то только услышав, как аплодируют драконы вокруг. Что там происходило, кто участвовал, кто победил — все прошло мимо моего сознания.

— Настало время заключительных полетов сегодняшнего этапа! Десять участников, десять храбрецов, но кто станет победителем? С такими драконами сложно предугадать, поэтому давайте увидим все своими глазами! Итак, приветствуем первого участника — Ярогнева Беломорского из рода Морских Штормов!

Полностью проигнорировав первую половину тирады Яркана, невольно встрепенулась, услышав имя Беломорского. Вот он идет, средоточие взглядов, и от вида его уверенной походки мне становится легче. Одолевает вдруг такая мысль: если я заглядываюсь на Ярогнева, хотя люблю Матвея, почему самому Матвею нельзя заинтересоваться другой девушкой? Это ведь не значит, что он разлюбит меня, просто она драконица, во всем равна ему, и способна делать то, что недоступно мне.

Забавно, как иногда приходит откровение — в самый неподходящий миг, в самом неподходящем месте. Лишь теперь я осознала истинное положение вещей: дело не только в мнении общества и обязанностях главы рода. Матвей не был бы счастлив со мной, даже если нам удалось бы пожениться, ведь мы принадлежим к разным биологическим видам, я не могу принимать иной облик, не могу летать, не смогу сохранить молодость так долго, как это делают драконицы в силу особенности своего организма. Я умру лет через семьдесят, а драконы живут на двести лет дольше. Я не владею властью над какой-нибудь стихией, и не смогу вызвать уважение за счет своих навыков. Как же раньше это не пришло мне в голову!

Очередной удар гонга, и Ярогнев за две минуты преодолел препятствия, продемонстрировав непревзойденный уровень. Трибуны подскочили, все до единого аплодировали с исступлением, я же стала пробиваться к выходу. Зрение утратило четкость, волны боли накатывали, как в бушующем море, но не из-за этого из глаз текли слезы, а из-за развеявшихся иллюзий, которыми я тешила себя слишком долго. Наши поцелуи на пляже ничего не значили, то красивое стихотворение — лишь плод воображения поэта, но не олицетворение истинных чувств. Несбыточность надежд и усиливающаяся головная боль исторгали из меня конвульсивные рыдания, которые я с трудом подавляла. Увы, драконов было слишком много, и они совсем не замечали моих попыток покинуть трибуну, а у меня не хватало сил сдвинуть их с места или привлечь к себе внимание.

Когда наконец удалось спуститься по лестнице после окончания турнира, и выйти за пределы тренировочного поля, мне стало совсем дурно. Голова будто раскалывалась, зигзаги неслись перед глазами, и я упала на колени, не в силах сделать больше ни шагу. Закусила губу так сильно, что по подбородку потекла кровь, и крик вырвался наружу.

— Элиф, — мягко произнес голос, заглушая пульсирующий шум в ушах.

Я хотела подняться, или хотя бы рассмотреть говорящего, но новая волна боли еще ниже пригнула меня к земле. Мне казалось, я умираю, меня будто подхватила неведомая сила, чтобы унести в новый мир, куда уходят те, чей час уже пробил. Стало страшно, а потом — радостно, ведь если жизнь после жизни существует, я увижу своих родителей. Если нет — у меня все равно никого не осталось на этом свете.

Но смерть действовала как-то странно, и руки ее были слишком теплыми и сильными. Она несла меня бережно, я оперлась головой о ее плечо, и готова была воссоединиться с семьей, жаждала этого. Боль медленно отступала, свет больше не ранил глаза. Мы словно оказались в прохладе подземелий, а потом меня бережно положили на мягкую постель, и влажной тканью протерли лоб.

Нежный запах порадовал обоняние, я улыбнулась, осознав, что в этом загробном мире растут такие же цветы, как и в том, который я покинула. На столе в моей комнате стоял маленький букетик, подаренный Матвеем, и цветы источали такой же дивный аромат.

Букет, цветы от Матвея, в моей комнате. В моей комнате!

Эта мысль помогла разлепить веки, отчего сначала стало очень больно, а потом, когда вспышка прошла, я увидела привычный потолок, подушки, колыхающиеся от ветра занавески, и поняла, что не умерла: просто кто-то перенес меня в мою комнату. И этот кто-то обнаружился по левую сторону.

— Ярогнев, — тихо просипела, но он услышал, и ответил улыбкой.

— Все в порядке, сударыня. Сейчас все пройдет.

Я попыталась подняться, но даже пальцем не смогла пошевелить.