Я понял, что все эти годы моя девочка была жива, а я скорбел о ней, не подозревая, насколько просто могла сложиться наша жизнь, если бы я нашел ее тогда, на пожарище. Первым порывом было лететь к ней немедленно, все рассказать, прижать к груди, и больше никогда не отпускать. Но я не смог. Да и как все объяснить, как в таком признаться? Я сходил с ума, ожидая тебя, не находя себе места. Матвей, Катерина и Аглая — единственные, кому я доверил свою тайну. Они были шокированы, но полны решимости помочь мне. Аглая стала твоей наставницей и помощницей, Матвей должен был просто тебя защищать, но в итоге влюбился, что тоже можно понять, ты такая красавица! Катерина сделала все, чтобы оградить тебя во время представления от козней попечителей (многие были недовольны новыми послаблениями, которых я добился для людей). Я же получил возможность постоянно пребывать рядом с тобой. И ты была права насчет всего: я первым встретил тебя, на балу я едва держал себя в руках во время нашего танца, танца отца с дочерью, о котором никто не знал, кроме нескольких посвященных. Я защищал тебя и потом, как только мог, радуясь, что ты делаешь успехи, дружишь с достойными драконами, вроде сестер Кривич, Скуратовых, Матвея. С ним, конечно, тебе не стоило встречаться, но что поделаешь против молодости и любви?
Однако наиглавнейшая причина, по которой я скрыл от тебя правду, это соображения безопасности. Ты, думаю, теперь имеешь представление о своих родственниках со стороны матери, и понимаешь, какие это целеустремленные и жестокие мерзавцы. Южане не забывают обид, они поколениями мстят, выжидая и плетя извилистые интриги. Если они узнают, что ты выжила — вернутся вершить свое извращенное правосудие даже спустя столько лет. Для них вообще не существует понятия срока давности, и то, что сила пробудилась в тебе, может не стать для них смягчающим обстоятельством. Я по-прежнему не хочу вмешивать в это дело Казимирова, потому что последствия могут стать международными: если правитель публично возьмет тебя под свою защиту, а Рустемзаде причинят тебе вред — быть серьезному конфликту.
Поэтому я молчал, хотя с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее находиться с тобой рядом, и не называть дочерью. Мне все мнилось, что как только ты закончишь обучение — я смогу хорошо тебя устроить, и тогда признаться во всем. Убеждал себя, что мы избежали бы рисков, ты приняла бы меня, простила, и жизнь стала бы прекрасна. Но я недооценил обстоятельства, а они снова сыграли против меня. На тебя напали, едва не убили, однако на этот раз я был рядом, мог и должен был защитить своего ребенка, но… опять ничего не сделал. Я не выполнил своего отцовского долга ни тогда, ни сейчас. Твоей жизнью я обязан Ярогневу Беломорскому, мужчине, которого никогда не считал достойным или хотя бы просто порядочным. Какое унижение! И как справедливо я был наказан за свое отношение к нему, и безмерную вину перед тобой.
Теперь, Элиф, ты знаешь все. Мне даже страшно спрашивать о вердикте. Наверное, ты возненавидишь меня за всю эту ложь и былые ошибки, но, перед тем, как отвергнуть, дай мне время. Дай нам шанс! Мы остались друг у друга одни, больше никого. Мой сын, так и не получивший имени, покоится на кладбище рядом со своей матерью, и я никогда не смогу обнять его, вдохнуть родной запах, сказать, как сильно горжусь им и люблю. Но у меня еще остался ребенок, ради которого я могу жить, моя прекрасная дочь, и я готов на все, чтобы заслужить прощение.
Глава 16. Расставание
Когда я окрепла, состоялось множество закрытых слушаний. Вадима и его компанию исключили из Академии, но, увы, знатность рода позволила им избежать содержания под стражей. Вместо этого драконы-садисты ожидали своего наказания в родовых усадьбах, и, могу представить, сколько ненависти изливалось по моему адресу. Вряд ли кто-нибудь из них искренне раскается, для такого шага необходимо располагать хотя бы капелькой порядочности.
Но обо всем по порядку.
Сначала было страшно выходить за пределы целительского корпуса. До выздоровления я могла думать только о новообретенном отце, теперь же все случившееся легло на меня тяжелым бременем. Меня едва не убили, забивая огненной плетью, как животное, и не осталось ни единого человека и дракона, кто не знал бы об этом. Мне было так стыдно, так мерзко, что хотелось просто сбежать, и никогда не оглядываться назад. Но выбора мне не дали.
Изоляция от внешнего мира закончилась, и первой я встретила Аглаю. Ей поручено сопроводить меня обратно в общежитие, и никогда ее красивое лицо не излучало такой сложной палитры чувств.
— Элиф, моя девочка, как я счастлива тебя видеть!
Она честно пыталась держаться спокойно, но через секунду повисла у меня шее, заливая слезами и осыпая поцелуями. Я сцепила зубы посильнее, чтобы самой не разрыдаться, и вместо приветствия выдавила лишь кивок.
— Знала бы ты, милая, столько раз я пыталась прорваться, то хитростью, то силой, но по приказу господина Клеверова и попечителей тебя охраняли лучше, чем сокровищницу крола!