– Ты о ней не волнуйся, – сказал санитар с бейджем «Парамедик», сидевший со мной в «Скорой помощи». Он осторожно мазал чем-то прохладным мое лицо. – Нос, похоже, сломан, – пробормотал он. – Голова не кружится? Не тошнит?
– Да. Или нет… Я не знаю, – паника внутри меня росла с каждой секундой. – А где Ванесса? Что с ней?
– На ее счет тоже себя не терзай. Номер школы уже выяснили по вашим тетрадям, родителям сообщат. Давай-ка обработаем тебе колено.
– А Райты пострадали? – вырвалось у меня. – Которые в машине?
– Ты их знаешь?!
Голова так болела, что мысли путались.
– Узнала номер.
– Об этом надо будет сказать полиции, – послышался другой голос. – А пока давай-ка займемся тобой.
Меня отвели в больничную палату, где стояло несколько коек, но все пустые. Китти нигде не было видно.
– Я хочу к сестре, – со слезами повторяла я.
– Все в свое время, – сказал врач, щупая мне пульс.
– Мне уже проверили пульс в «Скорой»!
– Мы тоже должны проверить. Слушай, тебе сейчас трудно, но…
– Эли! Все нормально, мы здесь!
Мама подбежала и обняла меня, но Дэвид остался стоять в стороне. Его пальцы вцепились в спинку больничного стула. Лицо белое. Он кажется меньше ростом, чем утром.
– Китти, – прошептала я, – где Китти? Что с ней?
Мама присела на краешек кровати, гладя мне руки. Ее лицо красное и в пятнах.
– Мужайся, доченька, сейчас нам всем нужно держаться. Твою сестру ввели в искусственную кому, у нее травма головы. Лучше всего дать мозгу возможность восстановиться самому…
Мне показалось, что я во сне.
– Серьезная травма? – хрипло спросила я.
У Дэвида вырвался всхлип.
– Моя принцесса, – простонал он. – Моя маленькая принцесса!
– Да, серьезная. – Мамина рука напряглась. – Ох, твой бедный нос… Сильно болит?
Я понимала, что она меня отвлекает.
– А Ванесса?
– Полицейские тебя обо всем расспросят, когда ты будешь в состоянии говорить. Как ты считаешь, ты сейчас готова, деточка?
– Да. Ну пожалуйста, скажи мне, Ванесса сильно пострадала? А что с Криспином, почему он кричал о своей матери?
Это все его вина. От начала до конца.
– Его мать не пристегнулась и вылетела через лобовое стекло. Об этом полиция и хотела с тобой поговорить. Что произошло, деточка? Вы переходили дорогу?
– Мы только… начали переходить. Китти… Китти не хотела держать меня за руку. И тут… из-за поворота… прямо на нас вылетела машина Райтов, с буквой «Л» на номере…
Дэвид сжал кулаки:
– Я убью этого щенка!
Я почувствовала неладное. От меня что-то скрывают.
– Ванесса тоже в коме?
Мамины глаза наполнились слезами.
– Фасолинка, мне очень жаль…
Это прозвище мама придумала, когда мы еще жили вдвоем.
– Ванесса погибла. И мама Криспина тоже.
Погибли? Обе?! Я буквально окаменела, когда услышанное дошло до сознания. Этого не может быть!
Потому что если это так, то на моих руках кровь. А на душе смертный грех.
Что скажет мама, когда узнает правду? Ведь это вопрос нескольких часов.
Когда Китти придет в себя, она всем расскажет, что произошло.
Нам позволили посмотреть на нее через стекло отделения интенсивной терапии, но внутрь входить запретили. Китти занимались сразу несколько врачей. Они часто поглядывали на монитор, время от времени издававший противный писк.
– Не волнуйтесь, – на ходу сказала нам медсестра. – Пищит, если показатели выше нормы. Обычно все само выравнивается.
А если не выровняется?
Я видела, что мама и Дэвид тоже подумали об этом, но никто из нас не хотел произносить это вслух. Мы стояли у стекла и держались за руки: я в середине, мама слева, Дэвид – справа. Мы впервые оказалась так близко друг к другу. Для этого нужно было произойти несчастному случаю с Китти.
Пронзительный писк усилился. Что-то не снижалось до нормы.
Понизилось!
Мы одновременно выдохнули с облегчением.
Китти лежала на кровати, опутанная проводами. На голове у нее была шапочка из бинтов, похожая на белый младенческий чепчик, и из-под нее тоже выходили провода. Лицо закрыто повязкой, левая рука туго перемотана.
Мимо нас провезли каталку, на которой лежала женщина с серым лицом, не старая и не молодая. Глаза закрыты, в руке игла капельницы. Ее увезли в боковую палату. Другая каталка проехала в противоположном направлении. В больнице царила обстановка спокойной четкости, точно маленькое общество жило своей жизнью. Мир держится на кончиках пальцев врачей, и лишь изредка судьба приводит нас в эти стены.
Нет ничего важнее жизни, поняла я, глядя на Китти. Почему я не понимала этого раньше? Совсем недавно я мечтала, чтобы сестра умерла, а сейчас молилась, чтобы она выжила. Я готова была простить пренебрежение и оскорбления, только бы она очнулась и мы снова зажили вчетвером.
Монитор снова заверещал. Мы затаили дыхание, ожидая, что сигнал стихнет, как в прошлый раз. Но писк продолжался, становясь громче и настойчивее.
– Что происходит? – не выдержав, закричала мама.
– Все нормально, – отрезал Дэвид, будто убеждая в первую очередь себя.
– Сигнал тревоги, – напряженно сказала одна из медсестер.
В палату вбежал человек в белом халате. Нас попытались вывести, но мама ничего не желала слушать.