Кровные узы

– Черт побери, Ким! – сказал он, закончив. – Здесь в каждом предложении звучит угроза. Но ты ведь понимаешь, что не можешь навестить ее, правильно? – продолжил Брайант, глядя инспектору прямо в глаза.

Стоун ничего не сказала. Эту тему вполне можно будет обсудить как-нибудь потом.

– Проклятье, Ким, ты что, успела уже побывать у нее?!

А может быть, и нет. Иногда Ким хотелось, чтобы Брайант не знал ее так хорошо.

Сержант оперся подбородком на руки и выругался.

– У меня не было выбора, – сказала Стоун. – Я должна была узнать, что она задумала.

– Ну и как, узнала? – с трудом произнес ее коллега. – Она так и растаяла под твоим пугающим взором и все тебе выложила? – Было видно, что он находится в замешательстве.

– Нет, но…

– Конечно, она ничего тебе не сказала. Потому что вынашивала этот свой план многие месяцы и никогда не расскажет тебе о нем. А ты вот умудрилась поступить хуже некуда.

– Почему? – поинтересовалась Ким.

– Потому что ты ее поддержала. Какой бы план ни приготовила Торн, она не могла осуществить его без тебя.

– Но я хотела узнать…

– Что именно? – спросил мужчина, помахивая перед хозяйкой дома письмом. – Ты же все и так знаешь. Ты знаешь, что она от твоего имени общалась с твоей матерью. А все остальное зависело от того, заглотишь ты эту наживку или нет.

Стоун опять промолчала. Брайант был совершенно прав. Это был кошмар, к которому она добровольно присоединилась.

Когда сержант вновь заговорил, его голос звучал негромко и задумчиво:

– Знаешь, когда я был мальчишкой, мы играли в футбол на открытых полях, и там стояло такое небольшое здание, в котором футболисты переодевались. Мы называли его павильоном. Все его стены были покрыты граффити и оскорблениями. Это было еще задолго до того, как родился Марк Цукерберг[45]. Люди писали «Паула – шлюха», или «Карен – сука», или сообщали, со сколькими парнями переспала та или иная девчонка. Хороших надписей на стенах павильона не появлялось, но каждая из знакомых мне девчонок ходила и читала их каждый вечер. Включая и мою сестру. Однажды вечером сестра прибежала домой вся в слезах, и я спросил ее, зачем она ходит и читает эти гадости каждый вечер. А она объяснила – для того, чтобы знать. Хотя иногда лучше не знать ничего.

Ким внимательно выслушала Брайанта и поняла, что он имеет в виду.

– Но как иначе я могу приготовиться к тому, что мне предстоит? – спросила она.

– А ты и не можешь, потому что она никогда не скажет тебе, чего хочет.

– Она хочет, чтобы я встретилась с матерью! – выпалила инспектор.

Черт, пусть уж он знает все!

– Не делай этого, Ким, – покачал головой сержант.

– Она говорит, что у моей матери есть что-то, что может меня заинтересовать.

– Ты что, не видишь, что она уже водит тебя за нос? Она манипулирует твоим желанием знать для того, чтобы заставить тебя сделать то, что она хочет.

– Но мне нужны письма от матери, которые есть у нее. В них может быть нечто, что поможет мне держать мать взаперти.

– Она никогда не даст тебе ничего, что ты могла бы использовать. Какую пользу она от этого получит и откуда у твоей матери может быть хоть что-то, что может тебя заинтересовать? Если в течение двадцати восьми лет это было тебе неинтересно, то откуда такой интерес теперь?

Ким слышала, что ей говорит ее друг, – слышала ушами. Но не была уверена, что его слова доходят до ее сознания.

Сержант глубоко вздохнул и продолжил негромким, серьезным голосом:

– Разве ты смогла забыть, что уже была на самом краю? Что Алекс почти уничтожила тебя во время последней встречи?

– Конечно, я это помню, Брайант. Ведь это случилось со мной, а не с кем-то другим. Но разве теперь я не лучше вооружена против нее?

– Вот в чем твоя главная проблема. В том, что ты веришь, что прикрыта броней.

Ким понимала, о чем он. Тот факт, что она все еще не могла разобраться со всеми этими вопросами, говорил о том, что она уязвима для манипуляций со стороны социопата.

– На этом, дав тебе множество советов, о которых ты меня не просила и которым ты не будешь следовать, я пожелаю тебе спокойной ночи, – заявил ее гость.

Стоун проводила его до двери. Выйдя на улицу, Брайант повернулся к ней лицом.

– Что я должен тебе сказать, чтобы убедить тебя не встречаться с матерью?

Инспектор смотрела в землю перед собой.

– А я думала, ты обрадуешься тому, что я пытаюсь бороться со своими демонами.

– Но ведь ты же не это делаешь, правда? – Сержант засунул руки глубоко в карманы. – И решение это ты принимаешь не по своей воле. Не ты решила разобраться со своими чувствами ненависти и гнева. Тебя загоняют в этот угол, что само по себе уже значит: сейчас для этого не время.

Ким согласилась с его словами. Все правильно. Но она уже приняла решение.

Брайант все еще ждал ответа на свой вопрос.

– Ответ отрицательный, – покачала головой детектив.

Мужчина вздохнул и, дойдя до конца подъездной дороги, помахал ей рукой.

Каждое слово Брайанта имело смысл. Любой, кто знал Алекс, посоветовал бы Ким держаться от нее подальше. Любой, кто знал саму Ким, попытался бы на этом настоять.

Инспектору приходится признать, что эта женщина знает все ее слабости.