Обсохнув как следует, Торсби поспешил к королеве Филиппе. К своему прискорбию, он увидел, что ее здоровье не улучшилось. Лицо королевы, всегда такое цветущее, теперь было пепельного цвета, щеки обвисли. Расхаживая по своим покоям, ее величество опиралась на трость — украшенную драгоценными камнями, но все-таки трость. Королева так и не оправилась после неудачной прогулки верхом восемь лет назад, но до сих пор ей удавалось скрывать хромоту. Зато наряд ее сиял, как прежде.
Торсби проникся сочувствием к королеве. Он всегда восхищался этой женщиной. Она была верной подругой Эдуарда, его вдохновительницей, воплощением всех добродетелей, которых не хватало королю. Филиппа понимала, какой хотят видеть свою королеву ее подданные, и соответствовала их желаниям, за это народ ее и любил. Эдуард мог вспылить, впасть в гнев в любую секунду, а Филиппа реагировала умом, а не сердцем. Эдуард затаивал злобу, Филиппа старалась прощать. Она родила Эдуарду двенадцать детей; хотя некоторые умерли еще во младенчестве, многие выжили, обеспечивая преемственность власти и заручаясь всесильными союзниками посредством тщательно продуманных браков. У Торсби было такое чувство, будто он знал королеву Филиппу всю свою жизнь, во всяком случае всю свою жизнь при дворе. Она всегда встречала его с искренней радостью, а ее дары отличались скорее продуманностью, нежели пышностью.
В этот день королева приняла его не одна. Возле окна сидела и шила Элис Перрерс. На ней было платье из светло-коричневого шелка под цвет глаз. У ног стояла люлька с младенцем. Значит, новорожденный все еще был при дворе. Торсби предполагал, что сразу после рождения ребенка отошлют кормилице, хорошо ей за это заплатив.
Королева Филиппа жестом пригласила Торсби сесть рядом.
— Рада, что вы приехали. Я слышала, началось строительство придела Святой Марии. Надеюсь, оно продвигается хорошо?
— Бог даровал мне искусных и расторопных каменщиков. Надеюсь, однажды вы сможете приехать и убедиться, насколько мы продвинулись в работе с тех пор, как в соборе прозвучала ваша свадебная месса.
Королева Филиппа покачала головой; в глазах ее читалась печаль.
— Не думаю, мой добрый друг, что Богу угодно, чтобы я вновь совершила это путешествие.
Какие храбрые и какие печальные слова. Торсби не стал тратить время на вежливые фразы. Пустые заверения были бессмысленны с такой женщиной, как королева. В целом это был тягостный визит, и когда Торсби уходил от Филиппы, то пребывал в самом хмуром расположении духа. Хорошо, что хотя бы Элис Перрерс с ним не заговорила, а то он не смог бы оставаться вежливым.
Надо же так выставлять напоказ своего выродка. Как только королева это позволяет? И почему она допускает, чтобы эта Элис Перрерс дурачила короля?
Эдуард, когда-то славный воин, теперь действительно выглядел выжившим из ума стариком: сутулый, с редкими тусклыми волосенками вместо золотистых локонов, как в прошлом, с запавшими красными глазами, сморщенной кожей, багровыми щеками от жирной пищи и избытка вина.
Таким увидел Эдуарда Торсби, когда вошел в зал приемов, где состоялся обед. Король уже сидел за столом, с Филиппой по правую руку и Элис по левую. Увидев Торсби, он радостно его поприветствовал. Королева мило улыбнулась, но произнесла всего несколько слов. Оба выглядели дряхлыми стариками рядом с Элис Перрерс, которая переоделась в алое платье и украсила шею и прическу жемчугом. Платье было вырезано непростительно низко, открывая длинную белую шею, округлые плечи и высокую, молодую и соблазнительно разбухшую грудь.
Усаживаясь, Торсби старался не смотреть на эту грудь. Элис хоть и не красавица, но знала, как подчеркнуть свои молодые прелести.
— Ваша светлость, — обратилась Элис к архиепископу, — насколько я знаю, вы пристраиваете придел Святой Марии к великолепному Йоркскому собору.
Алый цвет платья подчеркивал белизну ее кожи, но необычно оттенял янтарные глаза — казалось, они светятся красным. «Такие глаза, наверное, у дьяволиц», — подумал Торсби.
— Да, я начал строительство придела, — подтвердил он.
Выгнув тонкую бровь и улыбнувшись пухлыми губами, она спросила:
— Как вы объясняете возродившийся недавно интерес к Святой Деве?
Торсби не знал, как понять вопрос. Что это — заранее отрепетированная фраза с подачи короля или какой-то хитрый ход? Он решил прибегнуть к самому верному приему в разговоре — отдать вопрос обратно.
— Раз этот вопрос занимает все ваши мысли, думаю, будет гораздо интереснее услышать ваше мнение, — произнес он вежливо, с церемонным поклоном.
Король заулыбался и закивал, явно довольный тем, как повел себя Торсби.
Элис Перрерс села попрямее и уставилась на кубок в руке. Торсби заметил, как ее скулы и ключицы покрылись яркими пятнами. Неужели эта женщина сочла его ответ пренебрежительным? Если так, то в уме ей действительно не откажешь.
Под взглядом архиепископа Элис отставила бокал и смело взглянула в глаза собеседнику.