Кровопролития на Юге

Однако в понедельник, как мы уже сказали, народ, знавший, что на другой день должна прибыть армия из Бокера, столпился перед казармой, не скрывая враждебности, и громкими криками угрожающе потребовал, чтобы ему отдали пять пушек, которые были выставлены рядом. Генерал, а также офицеры, квартировавшие в городе, немедленно поспешили в казармы, но вскоре вышли оттуда и обратились к собравшимся, чтобы уговорить их разойтись; однако жители Нима вместо ответа открыли по ним огонь. Тогда генерал, который был осведомлен о состоянии умов, понял, что теперь, когда беспорядки начались, никакие средства остановить их ни к чему не приведут; он шаг за шагом отступил к казарме, вошел в дверь и запер ее за собой.

Толпа сочла своим долгом ответить на силу силой, ибо все были полны решимости во что бы о ни стало защитить дело, на первый взгляд столь безнадежное. Люди не стали дожидаться приказа открыть огонь: несколько стекол разлетелось от выстрелов, солдаты в ответ стали стрелять из окон, а поскольку они были более привычны к обращению с оружием, чем горожане, то уложили несколько человек на мостовой. Испуганная чернь тут же отступила на безопасное расстояние и укрылась в ближайших домах.

Около девяти вечера к генералу явилась для переговоров некая личность в белом шарфе, назвавшаяся парламентером. Целью переговоров было выяснить, на каких условиях войска согласны капитулировать и оставить Ним. Генерал потребовал, чтобы войскам позволили уйти с оружием и поклажей, оставив в казарме только пушки, а выйдя за пределы Нима, сделать привал в небольшой долине неподалеку от города; оттуда солдаты смогут либо направиться в полки, к которым приписаны, либо вернуться по домам.

Около двух часов ночи парламентер вернулся и сообщил генералу, что согласие на капитуляцию дано за исключением одного пункта: войска должны уйти без оружия. Вдобавок этот субъект заявил, что, если они не примут эти условия немедлен но, в течение двух часов, потом, быть может, будет слишком поздно, и он не отвечает за гнев народа, который станет уже невозможно сдержать. Генерал согласился, и парламентер убрался прочь.

Узнав о последнем навязанном им условии, солдаты чуть было не отказались ему подчиняться, настолько унизительно представлялось им сложить оружие перед чернью, которая разбежалась от нескольких выстрелов; но генералу удалось их успокоить и убедить расстаться с оружием: он говорил, что нет ничего унизительного в мерах, которые предотвратят кровопролитие между соотечественниками.

По одному из пунктов капитуляции колонну солдат должен был замыкать жандармский отряд, чтобы не допустить враждебных вспышек народа по отношению к солдатам. Это все, чего удалось добиться от парламентера в обмен на согласие разоружиться. И в самом деле, жандармы в соответствии с договором расположились в боевом порядке напротив казармы и, казалось, ожидали выхода отряда, чтобы его эскортировать.

В четыре часа утра солдаты построились во дворе казармы и начали выходить. Но едва из ворот показались первые сорок или пятьдесят человек, как по ним стали стрелять в упор, и первым же залпом чуть не половину убили и ранили; Солдаты, оставшиеся во дворе казармы, сразу же решили запереть ворота и тем самым отрезали путь к отступлению тем, кто очутился снаружи; однако нескольким из них все-таки удалось проскользнуть назад, а участь тех, кто остался внутри, хоть они и заперлись, оказалась не завиднее, чем у их товарищей. Дело в том, что чернь, видя, как десяток или около того из сорока солдат исхитрились спастись, с яростью ринулась на казарму, высадила ворота, взяла приступом стены, и все это с такой злобой и с таким проворством, что очень немногие из солдат успели схватиться за оружие; впрочем, за недостатком боеприпасов проку от оружия было немного. И вот началась чудовищная резня как во дворе, так и в казарме, потому что иные из несчастных солдат метались от преследователей из комнаты в комнату, выпрыгивали из окон, не думая о высоте, и падали на штыки тех, кто поджидал их внизу, или ломали себе ноги при падении, после чего их безжалостно приканчивали. Избиение продолжалось три часа.

Что до жандармов, которые явились эскортировать гарнизон, они, надо думать, вообразили, что приглашены попросту присутствовать при законной экзекуции: они не двинулись с места и оставались бесстрастными свидетелями всех жестокостей, которые творились у них на глазах. Впрочем, расплата за эту бесстрастность не заставила себя ждать; когда с солдатами было покончено, убийцам показалось, что резня была слишком короткой, и они накинулись на жандармов: многие из них были ранены, все расстались с лошадьми, а кое-кто и с жизнью.

Чернь еще вершила свое кровавое дело, когда разнеслась весть, что к городу приближается армия из Бокера; горожане поспешно прикончили нескольких еще дышавших раненых и поспешили навстречу подкреплению.