Ну хорошо, согласился Владимир, завтра он посидит на коллегии, послушает и дел пока принимать не будет. Это он пообещал, — но не больше.
На другой день Фира позвонила Пересветовым: Владимиру в учреждении сделалось плохо, его привезли на машине домой.
Теперь наконец он сдался врачам и согласился на подмосковный дом отдыха.
Глава шестая
Дня через два Ольга, Саша и Кертуев снова тряслись в трамвае, возвращаясь с краснопресненского актива. Его заседания длились несколько вечеров. Сегодня голосовались резолюции. На огромном собрании оппозиция получила всего лишь пять голосов, весь остальной партийный актив высказался за одобрение линии ЦК.
— Слышал, что рассказал сегодня Бухарин? — говорил Саше Мамед. — «Левые» эсеры предлагали «левым» коммунистам в восемнадцатом году арестовать Совнарком во главе с Лениным. А ты, балдак, толковал — зачем пугать фракциями!
Заявление Бухарина в речи на краснопресненском активе, предостерегавшее оппозицию от обострения борьбы, стало сенсацией дня. Почти шесть лет партия не знала этих подробностей фракционной борьбы «левых» коммунистов в период Брестского мира.
— Но они же тогда отвергли, — возражал Михайлов.
— Еще бы!..
— Да я не за фракции, ты пойми! В восемнадцатом немцы наседали, а сейчас нам чего особенно бояться? Откуда взяться такому обострению борьбы?
— А про нэп ты забыл?
— А ультиматум Керзона? — поддержала Мамеда Ольга. — А германские события? Слишком рано, Сашенька, спать укладываешься!..
11 декабря в Колонном зале Дома союзов вопросы дискуссии обсуждал актив московской партийной организации.
С головой, распухшей от нескольких часов непрерывного внимания, с каким он следил за речами, от тесноты, от шума, Костя Пересветов выходил из зала в перерыве, и волна публики в обширном вестибюле прибила его к толпе, из центра которой доносились звуки жаркого спора. Поднявшись на цыпочки, Костя разглядел знакомый хохолок Калинина.
— Где у нас база для оппортунистического перерождения в духе Второго Интернационала? — спрашивал кого-то Калинин. — Где у нас империализм? Где подкуп рабочей аристократии за счет колониальных барышей?.. Вы говорите — бюрократизм, давление нэпманов, кулачества, — пусть так, согласен, существует теоретическая возможность, что Калинин переродится в Мильерана. Однако почему, позвольте вас спросить, вы усмотрели главную опасность в перерождении именно старых большевистских кадров? Чем мы провинились? Не тем ли, что под руководством Ленина возглавили Октябрьскую революцию и защиту страны от интервентов? Чем та самая молодежь, которую вы зовете «барометром» (и о которой я вовсе не думаю плохо), — чем она надежней нас застрахована от этого самого жупела — «перерождения»? Зачем вы ей льстите? Хотите в партии одно поколение с другим столкнуть? Этот номер у вас не пройдет!.. Вот если бы партия вас послушалась да, на манер меньшевиков, допустила бы в своей среде фракции и группировки, — вот тогда бы она действительно начала бы перерождаться из революционной в оппортунистическую!..
Калинин выступал и на собрании. Внесенная им резолюция была принята всеми голосами, кроме пяти, — точно так же как и резолюция на Красной Пресне.
На районных активах, однако, результаты не всюду были таковы. Оппозиционерам удалось провести свои резолюции в Сокольниках, в Хамовниках, еще кое-где. Правда, резолюции эти были, строго говоря, «полуоппозиционные», — начинались они с «одобрения» резолюции 5 декабря (ведь за нее в Политбюро голосовал и Троцкий). Лишь затем уже шли скользкие фразы в виде опознавательных флажков оппозиции: или требование «гарантий», что резолюция 5 декабря будет «искренне проводиться», или протесты против «выдвижения на первый план» вопроса об опасности фракций…
Говорили, что Троцкий в комиссии отстаивал «свободу группировок», а уж когда это требование провалилось, то голосовал за резолюцию в целом. В рабочих ячейках и слушать не хотели о свободе фракций и группировок. На Трехгорной мануфактуре, где Пересветов делал на ячейке доклад по путевке райкома, Василий Иванович (Дядя Неворуй) выразился в своей речи так:
— Что такое группировки в партии, товарищи? Это раскол, это развал партии и советской власти. Кто этого хочет, тот пускай и голосует за оппозицию, если только рабочая совесть ему дозволяет!
Оппозиция здесь голосами не поживилась.
Шандалов, Афонин, Скудрит, Уманский, Хлынов, Флёнушкин, Кертуев в эти дни тоже выступали в защиту линии ЦК на собраниях ячеек. Саша Михайлов говорил Ольге:
— Что же вы, обвиняете оппозицию во фракционности, а сами рассылаете по ячейкам докладчиков?
— Организация для того и выбирала райком, чтобы он линию партии защищал, — отвечала Ольга. — У нас докладчиков ячейки просят. А вот ты скажи, кто рассылает по ячейкам непрошеных содокладчиков от оппозиции? Значит, у нее другой, свой райком есть?