— Здесь не так жарко, — сказал он.
Он был в мягких низеньких сапогах, в парусиновых шароварах и белой вышитой рубахе, подпоясанной черным шнуром. Пригласив гостей сесть на стулья, он отдернул гардину с внутренней двери и, выйдя в коридор, окликнул кого-то.
— Принеси нарзану, — приказал он негромко и, вернувшись, тоже сел на стул.
Через полминуты смуглый мужчина в военной гимнастерке вынес на подносе несколько откупоренных бутылок холодного напитка, со стаканами.
— Кто же из вас тут Шандалов? — спросил Сталин, угостив гостей и сам отпив из стакана. Ему показали на Виктора. — Так, значит, вас зовут «шандаловцами»?
Виктор заерзал на стуле, сконфуженно усмехаясь.
— Уже рассказали! — вполголоса упрекнул он улыбавшегося Бухарина.
— Рассказал, рассказал, — подтвердил Сталин и, обращаясь к сидевшему рядом с ним Хлынову, кивнул на Шандалова: — Значит, он вас возглавляет?
— Вообще, да, — с улыбкой отвечал тот, поглядывая на Виктора. — Он был у нас до прошлого года секретарем ячейки.
— Оппозиционеры, что ли, вышибли?
— Нет, еще до дискуссии… Впрочем, потом бюро оказалось действительно оппозиционным.
— А сейчас как?
— Сейчас трений в бюро нет, — вместо Хлынова ответил Скудрит. — Но в нем остались некоторые, кто голосовал за оппозицию.
— Как они себя ведут?
— После кончины Ленина конфликтов пока не возникало.
— Итак, — сказал Сталин, отворачиваясь от Скудрита, — значит, у вас есть свой вождь: Шандалов?
И без того красный, Виктор окончательно смутился:
— Честное слово, товарищ Сталин, я тут ни при чем, это они шутят.
— Какие шутки? — иронически возразил Сталин, но тут же сменил тон на серьезный: — Если ваше имя популяризируют сторонники Троцкого за то, что вы защищаете линию партии, то в этом есть хорошая сторона. А плохая может проявиться, если вы зазнаетесь и начнете себя от партии отделять.
— Что вы! Этого никогда не будет!
— Поверим вашему доброму желанию.
Началась довольно продолжительная беседа о журнальных и газетных делах, о задачах пропаганды ленинизма в печати. Сталин сказал, что ЦК возлагает большие надежды на теоретически подготовленную молодежь. В заключение он в прежнем шутливом тоне спросил Бухарина:
— Так что же ЦК должен сделать для этих молодых товарищей? Жалованье им большое назначить?
Молодые люди возразили. Зарабатывают они достаточно — литературный и педагогический гонорар, стипендия. Сталин слушал их с усмешкой, а затем серьезно сказал:
— Привлекайте всех способных писать. Какие трудности будут, обращайтесь в ЦК, мы вам поможем. Прямо ко мне можете звонить.
— Мрачноватая у него квартира, — заметил Виктор, когда они, выйдя из Кремля, спускались от Троицкой башни.
Бухарин задержался в Кремле.
— Зато в жару прохладно, — возразил Скудрит.
— А я, — промолвил Костя, на ходу потягиваясь, — и в жару люблю светлые комнаты.
Хлынов сказал:
— Слыхали, как он насчет большого жалованья?
— Слыхали, — за всех ответил Флёнушкин.
Костя заметил:
— Мне показалось, это он нас испытывает.
— Чего там испытывает! — в своей обычной манере возразил Сандрик. — Вполне правильно считает, что соловья баснями не кормят.
— Да, — усмехнулся Виктор, — должно быть, не очень полагается на бескорыстие нашего брата, красного профессора!
— А что тут такого? — искренне удивился Ян. — Какой хороший организатор будет пренебрегать материальной стороной дела?
— Вот это верно! — подхватил Сандрик. — Я уже и сам теперь являюсь к редактору «Экономической жизни» и прямо говорю: «Товарищ редактор, войдите в мое положение, у меня есть идея, а денег нет». И он, ни слова не говоря, пишет записку на аванс.
— Тебе бы все обшучивать, зубоскал!
— Да нет, Ян, я вовсе не противник гонорара!..
Итак, шутка слегка задела у «красных профессоров» интеллигентскую струнку. Однако им импонировала деловитость генерального секретаря ЦК, его умение с двух слов схватить суть дела, уверенное спокойствие человека, знающего, чего он хочет.
— Грубить он не будет, небось наказ Ленина помнит, — говорил Скудрит. — А Бухарин перед ним просто мальчик.
— Да и все мы слушали его разинув рты, — заметил Сандрик и уколол Шандалова: — А тебя он допек! Ты у него словно на горячей сковороде подскакивал.
Виктор с досады махнул рукой:
— Да ну его, Николая Ивановича! Обязательно сболтнет что-нибудь. Зачем было посвящать Сталина в такие пустяки?
Летом МК партии назначил Пересветова лектором на курсах повышенного типа, открытых под Звенигородом для рабочих-партийцев, прошедших курсы в районах. Учебной работой там руководил старый большевик Сорин, член МК. В Пересветове он нашел такого же энтузиаста партийной пропаганды, каким был сам, и они сдружились. Ясными вечерами курсанты высыпали на луг перед бывшим барским домом, где с высокого обрыва открывался вид на Москву-реку и на старинный городок. Далеко разносились хоровые песни, веселые звуки пляски под баян. Первым плясуном и здесь был все тот же Дядя Неворуй, а молодой лектор Пересветов — запевалой. В жаркие дни ходили купаться в Москве-реке.