— Но сначала тебе было приятно, — говорит Линнея. — Хотя ты и думала, что Густав убийца, тебе все равно было приятно.
— Я не говорила этого.
— Все и так понятно.
Ощущение такое, будто Линнея режет ее по живому, стараясь доказать, как Мину грязна и испорчена.
— Ты бы лучше заткнулась, — говорит Ванесса Линнее. — Юнте продавал Элиасу наркотики, а чем ты с ним занималась?
Мину не знает, о чем речь, но по Линнее видно, что слова Ванессы ее задели. Она замолкает и плюхается обратно на стул.
— Ну, хватит, — говорит Николаус. — Я думаю, никто из вас не совершенен. Нам нужно двигаться дальше.
— Но что теперь делать? — спрашивает Ида.
— Что бы мы ни делали, делать это нужно быстро, — говорит Анна-Карин. — Теперь Максу известно, что Мину его рассекретила.
Ее слова не сразу проникают в сознание.
Всю осень и зиму они жили в ожидании этого момента. Они упражнялись, готовились. И вот ожиданию пришел конец. Времени на подготовку больше нет. И, глядя на остальных Избранных, Мину думает: готов ли кто-то из них к встрече с Максом, уже убившим двух человек?
— Вы знаете, что я думаю, — говорит Линнея. — Такие, как он, не имеют права жить. Он выбрал, на чьей он стороне.
— Я согласна, — отзывается Ида.
— Он человек, — напоминает Николаус.
— Вот именно, — соглашается Линнея. — Он всего-навсего человек. Значит, есть способ убить его, даже если он отмечен демонами.
— Сказано: не убий, — говорит Николаус.
— Око за око, зуб за зуб, — парирует Линнея.
— Давайте оставим в покое Библию! Мы не можем пойти и убить его, — говорит Мину.
— У тебя нет права голоса, — говорит Линнея. — У тебя к нему чувства.
Мину только открывает рот, чтобы возразить, как из-за стола поднимается Анна-Карин и впивается взглядом в Линнею.
— Я никогда не соглашусь с предложением убить человека, — говорит она. — Нам нельзя переходить эту границу.
— Два-два, — констатирует Линнея. — Все зависит от тебя, Ванесса.
Какой абсурд, думает Мину. Они сидят и голосуют: идти на убийство или нет.
— Я согласна с Анной-Карин, — говорит Ванесса.
Линнея смотрит в стол.
— Ну ладно. Значит, говорить больше не о чем, — цедит она сквозь зубы.
— О, как прекрасно, что мы снова друзья, — ехидно произносит Ида через некоторое время. — Интересно, только меня шокировало то, что Мину целовалась с учителем?
Вдруг кот издает пронзительное мяуканье и стремительно, как черная молния, исчезает в гостиной.
В следующую секунду голова Иды падает на грудь, как будто она увидела внизу что-то чрезвычайно интересное.
Через Мину словно проходит электрический разряд. Она помнит его с той ночи в парке. Ночи, с которой все началось.
Стул Иды медленно, со скрипом выдвигается из-за стола. Ножки стула оставляют длинные отметины на деревянном полу.
За столом воцаряется мертвая тишина. Все смотрят на Иду.
Стул резко останавливается. Дыхание Иды похоже на едва различимое облако дыма. И потом она как будто… делается выше?
Нет, понимает Мину. Стул парит в воздухе.
— Она снова здесь, — бормочет Николаус.
Голова Иды поднимается, она смотрит на них расширенными зрачками. Тонкая струйка эктоплазмы стекает из угла рта.
— Дочери мои. Я рада видеть вас, — говорит Ида тем мягким теплым голосом, который не принадлежит ей. — Но вы до сих пор не доверяете друг другу, и это очень серьезно. Чтобы победить, вы должны целиком и полностью доверять друг другу.
Она смотрит на них одну за другой, и Мину кажется, что она чуть дольше задерживает взгляд на Линнее.
— Вы должны вместе выйти на борьбу с врагом. Вы должны стоять единым фронтом. Только тогда вы будете способны одержать победу. Круг — вот ваш ответ. Круг — вот ваше оружие.
— Ты должна сказать им что-то еще!
Это говорит Николаус. Он подходит к Иде. Его рука протянута, как будто он хочет коснуться ее, но не осмеливается. Ида встречает его взгляд.
— Это все, что я могу сказать, — отвечает она. — И это все, что вам нужно.
— Кто ты? — спрашивает Мину. — Ты — она? Та ведьма из семнадцатого века?
Ида смотрит на Мину.
— Да. Но сейчас не время задавать вопросы, — отвечает она, и Мину слышит ее голос в своей голове.
Ида смотрит прямо на нее своими огромными зрачками.
Слабый запах дыма окутывает комнату.
Вторая кровать в больничной палате теперь пуста и аккуратно заправлена. Они здесь одни. Анна-Карин, мама, дедушка.
Моя семья, думает Анна-Карин.
Мамины руки барабанят по железной спинке дедушкиной кровати. Очевидно, что скоро маме приспичит курить. Она уже успела пожаловаться на то, что здесь нигде нет курительных комнат. Или хотя бы балкона. И что теперь ей придется тащиться до главного входа.
Анна-Карин смотрит на ее толстые короткие пальцы, на которых до сих пор видны следы от кипятка. И вдруг пальцы останавливаются.
На какое-то мгновение Анне-Карин кажется, что она случайно заставила маму остановиться. Она испуганно косится на ее лицо, но мама выглядит как обычно.
Анна-Карин не может оторвать от нее взгляда. Возможно, они видят друг друга в последний раз. Риск того, что Анна-Карин не переживет эту ночь, слишком велик.
Мама ерзает на стуле.