Круг

Родители Ребекки поднимаются и идут к гробу. Папа Ребекки — Мину видит его впервые — высокий широкоплечий мужчина, с красным от слез лицом. Он плачет, и его всхлипывания эхом разносятся по церкви, пробиваясь сквозь пелену органной музыки. У мамы сдержанное, закрытое выражение лица, какое бывает у людей, пребывающих в глубоком шоке. Родители поддерживают друг друга. За ними идут братья Ребекки — мальчики так похожи на старшую сестру, что у Мину от боли сжимается сердце. Дети одеты в черные костюмы и, крепко держа друг друга за руки, следуют за родителями к белому гробу. «Понимают ли они до конца, что происходит?» — думает Мину. Последним идет пожилой мужчина, обнимая мальчиков за плечи.

Молодой священник уважительно кивает семье, и на его лице видно искреннее сочувствие. Раздражение Мину улетучивается. Священник действительно хочет утешить родных Ребекки. Это невозможная задача. Но он хотя бы пытается.

Вот люди, сидящие перед Мину, встают, и она присоединяется к ним. Ноги не слушаются ее, когда она идет к гробу. Подойдя ближе, она снова начинает плакать. И радуется этим слезам — она плачет вместе с семьей Ребекки и всеми, кто знал ее. Смягчить их боль она не может, но может хотя бы ее разделить.

Мину видит большой венок с белой лентой. Он украшен белыми лилиями, на ленте написано: «ПОКОЙСЯ С МИРОМ. ТВОИ ДРУЗЬЯ». Они выбрали самые тривиальные слова из всех возможных, чтобы не привлекать к себе внимания. Но Мину знает, от кого венок, и это придает ей сил.

Один за другим люди подходят к гробу и кладут на него цветы. У Мину нет с собой цветка. Она не знала про такой обычай. Подойдя к гробу, она просто прикладывает к нему ладонь. И ждет чего-то. Знака. Электрического разряда. Но дерево только холодит кожу. Невозможно представить себе, что там, в гробу, лежит Ребекка.

«Ребекка, — думает Мину. — Я обещаю, что найду того, кто это сделал. И не позволю ему сделать это еще раз. Я обещаю тебе».

После церемонии все остаются выпить в приходском доме кофе, но у Мину нет сил задерживаться ни на секунду. Она с ужасом думает про то, что чувствуют родители Ребекки, как страдают от гнева и горя, мучаются неразрешимыми вопросами, угрызениями совести. Ну почему, почему Мину не может рассказать им, что их дочь не совершала самоубийства?

Она выходит на лестницу, останавливается и смотрит на новую часть кладбища, начинающуюся по другую сторону длинной самшитовой ограды. Где-то там лежит Элиас, который был седьмым Избранником.

Мину спускается по лестнице и идет дальше по посыпанной гравием дорожке, думая о страшной комнате в директорском доме. Как им победить такого врага?

— Привет…

Мину останавливается. Возле дерева стоит Густав. Он одет в черный костюм, вид у него потерянный. Мину отводит глаза, когда их взгляды встречаются, и ускоряет шаг. Меньше всего на свете ей сейчас хочется разговаривать с Густавом.

— Мину…

Она не отвечает и идет еще быстрей. Он следует за ней.

— Пожалуйста, давай поговорим! — кричит он.

— Нет, — огрызается она.

— Ты все не так поняла…

Мину резко останавливается, и Густав налетает на нее. Когда он оказывается так близко, в ней немного убавляется злости. Густав неузнаваемо изменился. Куда делся беззаботный мальчик-мажор? У Густава красные воспаленные глаза, пепельно-серая кожа.

— Что я не так поняла?

— Интервью. Ведь ты из-за него не хочешь со мной разговаривать, правда?

— А как ты сам думаешь?

Густав молча смотрит на нее. Ищет слова, но не находит.

— Ты сказал, что смерть для нее была лучшим выходом! — говорит Мину.

Густав сильно зажмуривается. Когда он открывает глаза, они мокры от слез.

— Я стоял в холле и ждал ее, — говорит он. — Я увидел через стекло… Увидел, как она упала. Как разбилась. Я не мог ничего сделать…

Голос прерывается. Слезы текут по щекам Густава. Мину тоже плачет. Одинокий ворон пролетает над их головами и садится на дерево.

— Сесилия пришла ко мне в тот вечер, — продолжает Густав, собравшись. — Да, она сказала, что она журналистка… Но когда мы разговаривали, все было не так. Мне казалось, что она сочувствует. И я наговорил кучу того, чего не должен был говорить. Я почти не помню, что говорил. Моя мать подала на газету в суд, но что напечатано, то напечатано…

Мину смотрит на него. Как она сразу не поняла, в чем дело, она же знает, что за человек Сесилия! По лицу Густава было видно, что он не лжет. Он говорит правду. Мину уверена.

Злость на Густава испарилась. Осталось только их общее горе. Мину и сама едва справлялась с этими переживаниями, а каково Густаву, в жизни которого с уходом Ребекки образовалась зияющая пустота!

— Я должен знать, — говорит он. — Она говорила тебе, что ей плохо? Ты замечала… что она не хочет жить?

— Нет, — отвечает Мину. — Но я знаю одно. Ты сделал ее счастливой.

Густав смотрит в сторону.

— Значит, недостаточно счастливой.

— Не надо так думать.

— Но это правда. Я же чувствовал, что что-то не так. Что ей хотелось со мной о чем-то поговорить. Почему я ее не спросил?..

— Она и сама должна была бы тебе все рассказать, — осторожно говорит Мину.

— А вместо этого прыгнула с крыши.