– Губчик, смотри на них внимательно! – шепнула в чуткое лошадиное ухо, приникнув к шее жеребца. – Ты тоже будешь делать именно так.
Вот и распадок. Десятник, внимательно смотревший на Верну и получивший условный знак, одного воя отправил вправо, другого – влево. Парни спешились и, неслышные, ровно тени, унеслись вперед. Не было их совсем ничего, сущие крохи времени, а когда изникли, будто лесные привидения, лишь коротко, отрывисто бросили:
– Чисто.
Старший разъезда кивнул и первым тронул буланого. У самого конца распадка под елью и обнаружились искомые трое, прикрытые лапником.
– Ты догадалась?
Верна кивнула. Едва обнаружила страшную находку, бросила сверху несколько раскидистых еловых лап, чтобы прикрыть от вездесущего зверья, и мигом снялась в город.
Десятник жестом приказал разнести прикрытие, и взору повидавших виды дружинных предстало жуткое зрелище. В свою очередь душегубов не просто сгубили, их разлучили с жизнью настолько жестоко и умело, что Клагерт лишь губы поджал, и пегая борода на мгновение встала торчком. Уж на что Брюхо при жизни был здоров и свиреп, даже его незавидная доля обняла, как самая жаркая невеста, – в груди зияла огромная дырища, и там, где должно было биться огромное сердце, теперь лишь пусто багровело и возились ползучие гады.
– Грудину, бедолаге, просто внесло внутрь. – Десятник близлежащей палкой подцепил осколки кости в провале и приподнял. Повисшие на сухожилиях и клочьях кожи обломки ослепительно сверкнули белыми краями. – Грудину внесло, а сердце вынесло! Кто-то просто и без затей вынул из него сердце. И что с ним сделал – теряюсь в догадках.
– Били сильно, быстро, знаючи и без колебаний, – заговорил дружинный одних с Клагертом лет, столь же пегобородый, только посуше. – Одного удара хватило, и, скорее всего, Брюхо не успел даже глазом моргнуть. Р-р-р-раз – и нет сердца. Он еще стоял какое-то время – гляньте, кровь залила рубаху и попала на ноги – и лишь потом рухнул замертво. Чтобы устроить человеку такое, силища нужна неимоверная. Силища и сноровка.
– Ты прав, Крапивник. А что сделал бы ты, бейся у тебя в руке только что вырванное сердце?
Крапивник встал в ногах Брюха, на место предполагаемого убийцы, изобразил резкий рывок правой рукой и, не сходя с места, отшвырнул трепетный кусок плоти в сторону.
– А теперь левой. Вдруг он левша?
Дружинный проделал то же левой рукой.
Десятник дал знак поискать в означенных местах и вернулся к трупу.
– Что делал наш сердцекрут в лесу, в сообществе этих мерзавцев?
– Вопрос в том, кто кого нашел, – весомо бросил Крапивник. – Если наша троица случайно набрела на вырывателя сердец, тогда дело более-менее проясняется. Почуяли поживу – скорее всего, убийца был при коне и небедно одет, – ударились в свое подлое ремесло, но в этот раз им не повезло. Пошли на охоту да свои шкуры потеряли.
– А если это вырыватель сердец искал их? – нахмурилась Верна.
– Тогда, милая, тебе повезло, что жива осталась. – Клагерт многозначительно покачал головой. – Ты ведь недалеко на ночлег устроилась?
– Ничего нет. – Парни, искавшие вырванное сердце, дружно помотали головой.
– Съел он его, что ли? – озадаченно пробормотал Клагерт.
– Мог и схарчить, – мрачно буркнул Крапивник. – Сожрал сердце врага – перенял себе его силу и сноровку.
– Даже припомнить не могу, кому такое по силам. – Десятник поскреб загривок. – Разве что Гарвалу и Гуммиру, те, помнится, баловались этим по молодости, но оба ночевали в дружинной избе, самолично с ними ручкался!
Верна еле слышно ахнула и прикрыла рот. Кому это по силам, спрашиваете, уважаемые? Словно молния полыхнуло в памяти воспоминание о недавнем побоище – бой с темными на поляне, один из них оседает с горлом, разорванным в ошметки, но готова спорить на собственную голову – Сивый не касался его мечом. Тогда муженек просто вырвал темному гортань и брезгливо отряхнул руку. Значит, он здесь? Близко! Есть надежда догнать Безрода!
– Что с тобой? – Клагерт подозрительно прищурился, глядя на Верну. – Никак вспомнила что-то? Вон, вся побелела, перекосило, ровно призрака увидела!
– Да нет, ничего. Представила, как все произошло. Бррр!..
– Впрочем, сердца у него и без того не было, – усмехнулся Крапивник. – Вырыватель сердец – хохмач, каких еще поискать. Пересмешнику вряд ли повезло больше.
Неизвестный вой – уже никто не сомневался, что с подлой троицей расправился именно вой, – разъял тело и голову хитреца с теми непринужденностью и легкостью, которые говорили, да просто кричали, о недюжинном умении и хладнокровии. А еще он будто насмехался над преступниками – жестокому и бессердечному Брюху вынул сердце, хитрому придумщику Пересмешнику снял голову, вострослухому Зайцу… тот лежал, раскинув руки, лицо исказила боль, морщины страдания у глаз даже посмертно не разгладились, а из ушей выбежали две струйки крови.