Круг

– Мечом или тяжелым ножом почти снял Пересмешнику голову, что осталось, просто оторвал руками. – Крапивник показал на уродливый обрубок, в котором почти невозможно было признать человеческую голову. Просто чурбак, перепачканный кровью и землей. Срез на три четверти чист и ровен, будто здесь прошлось острое лезвие, остальное топорщилось ошметками рваных волокон, жилами и сухожилиями.

– Готов биться об заклад, что ни капли крови на него не попало, – мрачно усмехнулся Клагерт. – Полоснул по горлу, ровно молния скользнул за спину и лицом вниз уронил нашего хитрюгу на землю. Так и закончил.

– Брюхо он убрал первым, Зайца – вторым, Пересмешника – третьим. Вот и вся недолга. Раз-два – вырвал сердце, три-четыре – ударил по ушам, пять-шесть – распахнул второй зев. И тихо, спокойно докрутил голову.

– Глядите! – Один из дружинных, сидевший на корточках возле Брюха, разжал пальцы мертвеца, последним живым усилием сведенные в кулак, и теперь показывал на ладонь здоровяка. Прямо по линии жизни тонкой змейкой тянулся след ожога, словно к руке приложились раскаленным докрасна прутом. Такой же след остался на пальцах. Полноценным ожогом след стать не успел, кровь остановила свой бег по телу еще раньше, и просто багровая полоса запятнала пальцы и ладонь.

– Интересно, интересно! – Дружинные обступили Брюхо, но присели у трупа только Крапивник и Клагерт. Да еще парень, что обнаружил след. – Что-то прижгло негодяю руку! Палить мертвецу шкуру не вижу смысла, еще меньше смысла в том, чтобы делать такое с живым. Да что же это?

Старший разъезда сорвал длинную травинку с жестким стеблем и уложил в собственную ладонь подобно тому, как сделал это Брюхо прошлой ночью, облапив нечто непонятное.

– Если бы я сказал, что этот бык приложился к раскаленной цепи, вы сочли бы своего десятника сумасшедшим? – вопросил Клагерт, оглядывая воев. Те молчали. Слишком уж невероятно звучало: будто у незнакомца в момент схватки обнаружилась при себе раскаленная докрасна цепь. Тогда почему не кошка в лукошке или речка в печке?

– Не станем делать ночного убийцу глупее, чем он есть, – веско протянул Крапивник. – Чтобы сотворить подобное, голова нужна светлая и ясная. Куда уж тут носить при себе раскаленные цепи!

– Слыхал я про такое, – подал голос молодой дружинный, что первым обнаружил ожог. – Только в наших краях это называется несколько иначе: на воре и шапка горит. Мне дед рассказывал, что заклятые вещи дарят похитителю такие отметины, которые не сходят до самой смерти, ровно клеймо.

– Знать, сильное заклятие висело на цепи, – покачал головой Клагерт, отпуская ладонь мертвеца. – И сдается мне, что все началось именно с нее. Наш здоровенный дурень схватился за цепь незнакомца, тот вошел в ярость, вырвал Брюху сердце, а там и с остальными покончил.

Верна смотрела и слушала с недоумением. Откуда у Безрода раскаленная цепь или того хлеще – цепь заговоренная? Не было таковой, по крайней мере, еще недавно не было, да и взять ее негде. Значит, не Сивый? Тогда кто?

– И следов никаких. Как пришел, так и ушел, а примятая трава за ночь поднялась. – Крапивник закусил ус и бессильно развел руками.

– И ладно, если ушел, – буркнул Клагерт. Ему вовсе не улыбалось, если ночной ужас примется разгуливать по округе и возьмет за правило лакомиться сырой человеческой плотью… тьфу ты, да хоть и жареной! Тогда вся округа встанет на уши, и княжеские дружинные изойдут на крики и проклятия по душу незнакомца, ведь спать им придется только в седлах. Хотя от увиденного сон может просто-напросто исчезнуть. – По-хорошему я должен вернуться в терем, рассказать все воеводе, тот поднимет дружину и разошлет по окрестностям в поисках сердцееда. Но отчего-то мне кажется, что в этих краях о нем больше не услышат. По крайней мере до тех пор, пока какой-нибудь дурак не вздумает нагреть руки за чужой счет. И не дайте боги, если на его пути встретится вчерашний ночной волк.

Истребитель душегубов, ночной волк… Как ни было противно смотреть на все, Верна согласно кивнула. Именно ночной волк. Серый отбивает от стада больных, старых, режет и… ест. Режет и ест…

– Одно знаю точно, – усмехнулся Крапивник. – Горевать по этой троице не стану. Они получили то, к чему так долго шли. Когда расскажу подробности в дружинной избе, как бы не раскатилась по бревнышку от смеха, едва парни загогочут! Бессердечного лишили сердца, хитроумного – головы, вострослуху отшибли ушки. В дурном сне не привидится!

– Чтобы так зло шутить, нужно по меньшей мере хорошо знать того, над кем шутишь. – Клагерт понимающе кивнул. – Странные знакомства у душегубов! Откуда ни возьмись, по их душу является неизвестный вой и умертвляет самым жестоким образом! Просто угадал, кому что? Или знал?

– Все трое – сволочи порядочные, но якшались только с подобными себе. – Крапивник задумчиво огладил бороду. – Что-то не припомню среди их знакомцев кого-нибудь, близко похожего на воя.

– Одно ясно – волчара, что обработал душегубов, знал, что делает. Так что, соколы, будем искать убийцу убийц? – Клагерт по очереди оглядел бойцов, донельзя озадаченных.