— То-то и оно, что не понимаешь. А я тебе объясню. Ведь как получается: если увидит муж, что ты без него жить не можешь, так он сразу начинает выкобениваться, начинает помыкать тобой, как своей рабой, а там гулять начнет по чужим бабам — и, глядишь, вовсе можешь без мужа остаться. Вот что я тебе посоветую: чем больше ты своего мужика любишь, тем меньше ему это показывай. Бабе нужно быть хитрой.
Амина рассердилась:
— Ну тебя, болтаешь, бог знает, что!
— Погоди, поживешь, вспомнишь мои слова, скажешь: тетка правду говорила. Учителя, Петра Николаевича, знаешь. Умный человек, ученый. А жена у него темнее нас, только что на лицо красивая.
— Ну, этим ей нечего гордиться, не с ее лица солнце всходит.
— Вот и я то же говорю. Ничем она не лучше других, зато хитрая, мужа своего с самого начала забрала в руки, и он у нее как взнузданный ходит.
— Разве ж это хорошо?
— А то как же! Поставила себя над мужем и живет барыней.
— Пусть живет. Я так не хочу. У меня и мысли нет себя над Эманом ставить.
— Тогда он тебя взнуздает!
— Эман у меня не такой, мы с ним хорошо живем, у нас думы одни.
— Ну, как знаешь, сестрица. Только смотри: непременно будет он над тобой измываться!
Когда старостиха ушла, Амина про себя обругала ее глупой бабой и пожалела, что не сказала ей: «Есть два замка запирать язык: губы и зубы. Замкни их поскорей, а то лишнее наболтаешь!»
С тех пор прошло много времени. Вот уже сыну Сергею пошел второй год. Амина подошла к лавке, на которой спал ребенок. Как он сладко спит! Амйна улыбнулась и на цыпочках вернулась на свое место.
Ей вспомнился тот день, когда ребенок впервые шевельнулся в утробе. Она подняла тогда ведро, чтобы налить воды в котел, и вдруг почувствовала удар в бок изнутри. Она сначала испугалась, скорей поставила ведро на пол и пощупала то место, где стукнуло. «Что это?» — подумала она. Было страшно и больно, и она не сразу поняла, что это ребенок дает о себе знать. А когда поняла, то сразу прошли и страх и боль. «Малюточка мой», — радостно шепнула Амина, когда в бок опять стукнуло. Она зажмурила глаза и села на скамейку. От старух она слышала, что новорожденный будет похож на того, кто окажется рядом, когда ребенок первый раз шевельнется в утробе. «На кого же будет похож мой ребенок? Ведь я дома одна», — и тут же, улыбнувшись, сказала самой себе:
— Нет, не одна. Нас двое. Вот и муж, когда приходит с работы, спрашивает меня: «Как поживаете?»
Уже три года, как Амина вышла замуж за Эмана. Сначала ее отец слышать, не хотел об этом замужестве. Он топал ногами и кричал:
— Ни за что не приму в родство нищего!
Мать же, пытаясь уговорить его, день и ночь твердила:
— Жениха лучше Эмана тебе во всей волости не найти! Хоть он бедняк, но у него руки работящие.
— Мне-то что проку от этого? На себя ведь работать будет, не на меня.
— Амина разве не наша дочь? Разве ты, отец, хорошего мужа дочери своей не желаешь?
— Хорошего мужа, хорошего мужа… Да будь он хоть ангел небесный, если у него даже лошади нет, как я отдам за него свою дочь? Вся губерния смеяться будет. Нет, нет, нет моего согласия!
Долго Амина и мать со слезами умоляли его, но он упорствовал.
Потом мать выбрала время, когда Орлай Кости был в хорошем настроении, и оказала ему:
— Дочка-то наша хочет руки на себя наложить, если не выдадим за Эмана.
— Опять свое? Тысячу раз тебе говорил: умру, а дочь за нищего не выдам!
— Да не кричи ты так, отец, люди услышат.
— Пусть хоть шайтан услышит, мне наплевать!
— Подумай, отец, ведь нам каждый год работника приходится нанимать, а хорошего-то, работающего и честного, ох как трудно найти…
— Тебе-то что? Я ведь ищу, а не ты.
— Выдадим Амину за Эмана, не придется больше искать, будет свой работник.
— Не болтай. Амина уйдет, у нас работником меньше будет.
— Так можно же Эмана к нам принять.
Орлай Кости молчал. Жена продолжала:
— И не один, а два своих работника у нас будет.
— Откуда же второй?
— Старик Орванче тоже станет не чужой.
— Ладно, я подумаю, — сказал Орлай Кости.
Через неделю сыграли свадьбу. Кугубай Орванче был так рад тому, что Эман, наконец, обзавелся семьей, что, не подумав, согласился отпустить Эмана в дом жены, но сам хотел остаться в своей ветхой избушке. Новая родня с этим не согласилась, и пришлось Кугубаю Орванче перебираться к сыну и снохе во второй дом Орлая Кости.
Через год у Амины родился сын, назвали его Сергеем.
Как-то в праздник подвыпивший Орлай Кости сказал жене:
— Пусть коминские богачи не гордятся передо мной, я их теперь далеко позади себя оставлю!
— Что-то больно ты расхвастался, отец.
— Есть, чем хвастаться, вот и хвастаюсь! Скоро во всей деревне, во всей волости самым богатым стану. Понятно тебе? — Орлай Кости грохнул кулаком по столу.
— Понятно, понятно, только не стучи.
— Ничего-то тебе не понятно! У зятя сын родился, вот в чем дело.
— Слава богу, слава богу, теперь земли на одну душу прибавится.
— Земля землей, да не она главное.
— А что же?
— А то, что если у человека семья, так он уж не улетит, как воробей. Ребенок отца к хозяйству, как цепную собаку, привязывает. Справедливо я говорю?
— Раз говоришь, значит, справедливо.