Круг

После того что случилось, никто не стал возражать, когда он решил взять все неиспользованные отпуска, переработки и бесчисленные отгулы. Незадолго до его отъезда были арестованы Сара Лилленфельд и Виржини Кроз, других членов Круга тоже допрашивали в рамках расследования уголовного дела — но без его участия. Он собрал чемодан и навестил Циглер: ее на десять дней освободили от работы, чтобы она оправилась после стычки с Йовановичем и снова предстала перед дисциплинарным советом жандармерии. Он спрашивал себя, как ее накажут на сей раз, зная, что внутренне Ирен созрела для отставки, что очень его огорчало. Циглер призналась, что взломала компьютерную сеть тюрьмы, где отбывает срок Лиза Ферней, и та вовсю ее достает, что, впрочем, вполне естественно, когда сидишь взаперти. Ирен почему-то была твердо уверена, что рано или поздно швейцарец захочет связаться с женщиной, которая помогла ему сбежать.

Сыщик нашел убежище в этой маленькой деревне по другую сторону Пиренеев, в Верхнем Арагоне, провинция Уэска. В четырех часах езды от Тулузы. Местечко в центре «нигде» было так красиво, что замирало сердце. Никто не будет искать его здесь, никто его здесь не знает, здесь он просто el Francе.[53] Для всех, кроме Педро и еще нескольких человек, с которыми Сервас познакомился две недели назад, но которых имел наглость считать друзьями. Через каждые три метра Педро останавливался — Сервас так и висел на нем, — чтобы восславить победу Испании вместе со всем городом. Несколькими днями раньше Мартену позвонил директор и сообщил, что источник утечки найден. Его просто-напросто не было. Во всяком случае, в полиции. Они еще раз — «с пристрастием» — допросили управляющего интернет-кафе (Сервас хорошо помнил этого Патрика, типа с маленькими холодными глазками за стеклами очков), и тот признался, что сразу после ухода сыщиков позвонил в редакцию, описал приходивших, и репортер опознал Серваса. Потом Патрик рассказал, что легавые получили e-mail, отправленный из его кафе, что они разыскивают высокого мужчину, говорящего с легким акцентом, и, судя по всему, находятся в состоянии легкой паники. Репортер, естественно, тут же вспомнил самое громкое дело последних лет.

— Тебе повезло, — заплетающимся языком произнес Сервас, тащась вслед за Педро.

— В чем?

— В том, что живешь здесь.

Испанец пожал плечами. Они вошли в дверь хостела и по коридору добрались до внутреннего дворика. Белые стены, галереи из лакированного дерева вдоль всех этажей, зелень в горшках и старинная мебель.

Здесь вкусно пахло стиркой и жасмином. Они вскарабкались по лестнице на четвертый этаж, и Педро толкнул дверь комнаты, которую Сервас никогда не запирал.

— Однажды ты расскажешь мне, что с тобой случилось, — сказал испанец, укладывая сыщика на кровать. — Было бы интересно узнать. Для саморазрушения должна быть причина.

— Ты… философ… amigo.

— Да. Я философ. Я, конечно, прочел не так много книг, как ты, — добавил Педро, бросив взгляд на труды латинских авторов на комоде, и снял с Мартена носки, — зато умею читать сердца, а ты — только книги.

Вещей в комнатке было немного: чемодан, одежда, допотопный кассетник и диски с симфониями Малера. Таково преимущество музыки над книгами, она занимает меньше места.

— Я люблю тебя, hombre.

— Ты пьян. Спокойной ночи. — Педро погасил свет.

В 7 утра Серваса разбудили грохот отбойных молотков, гудение клаксонов, голоса рабочих — погромче, чем у оперных певцов. Он в очередной раз удивился, почему эта страна так мало спит, и долго лежал, глядя в потолок, как безжизненная марионетка с обрезанными ниточками. Вкус во рту был отвратительный, ужасно болела голова. Мартен встал, дотащился до ванной. Спешить было некуда. Его никто не ждал. Никаких срочных дел в жизни у него больше не было.

Майор ополоснул затылок и плечи теплой водой, почистил зубы. Надел последнюю чистую рубашку и бросил в стакан таблетку аспирина.

Десять минут спустя он оказался на узкой тенистой улочке, карабкавшейся по склону холма. Вокруг просыпалась деревня. Из открытых окон доносились привычные звуки. Сервас вдыхал аромат кофе и распускающихся навстречу солнцу цветов. Весело галдели дети. Радиокомментаторы без устали славили победу национальной сборной. Воздух был напоен энергией, живой жизнью. Журналисты талдычат об экономическом кризисе, говорят о вещах, в которых ни черта не понимают, пишут о жизни народов, ничего о ней не зная, наперегонки цитируют цифры и статистические данные. Банкиры, экономисты, хищники-спекулянты, продажные финансисты, слепые политики… Всем им следовало бы приехать сюда, чтобы хоть в чем-то разобраться. Здесь люди живут. Хотят жить. Работать. Быть. А не просто выживать.

«Не то что ТЫ», — уел себя Сервас.