Круг

— Я был под кайфом, иначе не повел бы себя как полный идиот. Она хотела вызвать полицию, а я пытался ее переубедить, чтобы мои братья и сестры не оказались в тюрьме, они и без того достаточно настрадались. Я не знал, что еще придумать, пообещал, что уговорю их остановиться, что все кончено и больше никто не умрет, что она перед нами в долгу… Клер ничего не хотела слышать, вела себя как безумная. Мы кричали, я умолял, а потом услышал: «Между нами все кончено, я люблю другого». Она призналась, что без ума от этого депутата, что он, а не я — мужчина ее жизни. Меня это взбесило: я хотел ее защитить, а она собралась упечь меня за решетку и закрыть тему! Я не мог этого позволить. Они — моя семья… Ярость затуманила мне мозги. Какая женщина способна клясться мужчине всем самым дорогим в жизни, что будет верна ему до скончания времен, а потом взять да и заявить, что любит другого? Какая женщина может быть такой красивой и щедрой в любви, а через секунду превратиться в мерзкую гадину? Какая женщина способна так жестоко играть с людьми? Та самая, что струсила и бросила детей погибать… Она была красива, молода, беззаботна и думала только о себе. Я понял — Клер любит только себя. Все разговоры об угрызениях совести и чувстве вины были лажей. Она лгала, как дышала. Обманывала всех — и себя саму. В тот вечер я понял — она будет отравлять жизнь всем, кто с ней пересечется. Она не имела права… Я не мог позволить Клер действовать…

— Ты ее ударил, — сказал Сервас. — Нашел веревку, связал, посадил в ванну. И открыл кран…

— Она должна была понять, что́ вынесли по ее вине дети, и хоть раз в жизни осознать меру причиненного окружающим зла…

В одной из камер в глубине тюрьмы злобно и отчаянно захохотал заключенный. Смех перешел в рыдания, потом все стихло. Ненадолго. Таков закон тюремной жизни.

— Она поняла, о да, еще как поняла, — продолжил Сервас. — Потом ты бросил кукол в бассейн и сел на бортик… Зачем? Они стали олицетворением твоих погибших товарищей?

— Эти куклы… мне всегда было от них не по себе.

— Что потом?

Юноша поднял голову:

— О чем вы?

— Ты был в шоке и вряд ли успел протрезветь. Кто в тот вечер очистил почту Клер и взял ее сотовый, чтобы полиция думала, будто некто другой пытался замести следы и он же вставил диск Малера в музыкальный центр? Кто это был?

— Давид.

Мартен грохнул кулаком по столу, напугав не только Юго, но и своих помощников. Он вскочил и перегнулся через стол.

— Ты врешь! Давид пожертвовал жизнью, чтобы спасти тебя. Тебя — своего брата, своего лучшего друга, а ты мараешь его память?! Тем вечером Давид вышел из паба вслед за тобой. Его сняла видеокамера банка, что на другой стороне площади. Он чуть не убил меня ради этих записей! Но к диску Давид отношения не имеет! Я задал ему вопрос о Малере за несколько минут до его смерти и понял: он не в курсе!

Юго ответил не сразу — он был потрясен, а когда заговорил, в его голосе звучали любовь, ненависть, жалость и отвращение к себе.

— Ладно, теперь уже все равно. Давид догнал меня, пытался остановить, урезонить… он знал, что я собираюсь сделать, и не хотел этого… Я его отшил, и он вернулся в паб. Записи он украл, чтобы не дать вам добраться до Круга; кроме того, это укрепляло гипотезу о неизвестном преступнике. Когда я позвонил, он сказал, что готов был столкнуть вас с крыши и броситься следом, но передумал — в последний момент.

К Сервасу на несколько секунд вернулось пережитое ощущение ледяного ужаса.

— А найденные в лесу у дома Клер окурки? — с трудом выговорил он. — Перед самой смертью Давид сказал, что на них найдут его ДНК.

— Он не одобрял мою связь с Клер. Он терпеть ее не мог. А может, ревновал, не знаю… Иногда он за нами шпионил: прятался в кустах и курил одну сигарету за другой… Вот такой он был… Давид…

— КТО? — Сервас решил дожать Юго, хотя все сильнее боялся услышать ответ. — КТО ПОМОГ ВСЕ ПОДЧИСТИТЬ?! КТО ВСТАВИЛ ПРОКЛЯТЫЙ ДИСК В ТРЕКЛЯТУЮ СИСТЕМУ?

У него в кармане снова ожил телефон. Два сообщения. Кому приспичило в такой час? Первый номер в памяти отсутствовал. Мартен прочел сообщение, его затошнило от ужаса, и он вскочил, воскликнув: «Марго!»

ЭСЭМЭС была подписана «Дж. Г.»:

«Береги любимую».

Сервас нашел номер Самиры и нажал на кнопку.

— Патрон?

— Проверь Марго! Беги! Лети!

— Что случилось, патрон?

— Не спрашивай, делай что говорю!

Он услышал, как зашуршала трава под ногами Чэн, как она пересекла посыпанный гравием двор, взбежала по ступеням крыльца и забарабанила в дверь: «Это я, Самира!», ей открыли, раздался голос — заспанный и такой родной… Приглашение на казнь отменили…

— С ней все в порядке, патрон, — доложила запыхавшаяся Самира. — Она спала.

Мартен поднял глаза на изумленных коллег.

— Сделай мне одолжение — переночуй в комнате Марго. Я потом все объясню. Договорились?

— Есть, — отрапортовала Самира, — буду спать на соседней кровати.

— И запри дверь.