Круг Девятирога

Торговая площадь оказалась переполненной народом. Лэды и горожане побогаче наблюдали за происходящим из сёдел своих риков, стоящих в загородке рядом с судейской ложей. Остальную часть площади заполнял люд попроще, зажатый в тиски между налегающими сзади зеваками и стражниками, которые зуботычинами и взятыми поперёк алебардами удерживали толпу на расстоянии от плахи. Строгий Судья уже зачитал приговор и сворачивал пергамент, на котором он был написан. Палач в кроваво-красном одеянии и страшной маске с огромной зубастой пастью, демонстративно щёлкая ужасного вида кривыми щипцами, приближался к Красному Лучнику, привязанному к одному из столбов возвышающейся на помосте виселицы. Голову осуждённого зажали в металлическом приспособлении, которое не позволяло ни пошевелить ею, ни закрыть рот. Однако в очередной раз палач, как ни тужился, щёлкнуть щипцами не смог: я их намертво заварил. Тут же сверху ему на голову упала перерезанная верёвка с петлёй. В раздражении бросив клещи на помост, он повернулся и пошёл к столику, на котором лежал пыточный инструмент, не видя, что Красный Лучник уже сбрасывает с себя обрезки пут. У столика палач принялся было перебирать инструменты, но тут же отдёрнул руку и уставился на них: они раскалялись у него на глазах, быстро приобретая красный цвет. От горячего металла столик вспыхнул и занялся ярким огнём. В это же время одеяние палача и страшная маска ссыпались с него кусочками размером не более почтовой марки. Из большой кучи разноцветных лоскутков остолбенелой и отнюдь не прекрасной обнажённой статуей возвышался ни кто иной, как Тринез, доносчик на должности.

— Повернись! — раздалось над площадью. Палач обернулся и увидел перед собой Красного Лучника, сжимающего в руке брошенные щипцы. Тринез взвизгнул. И это оказалось последним, что он успел сделать в своей жизни. Железо щипцов впилось ему в висок. Тело доносчика, развернувшись от мощного удара, ничком рухнуло на горящий стол. В довершение всего виселица с дробным грохотом рассыпалась на множество ровненьких полешек.

— Дорогу! — я тронул рика и направил его к помосту. Несмотря на жуткую давку, толпа расступалась и пропускала Буцефала.

— Стоять! — заступил путь Буцефалу один из стражников у плахи. Я мельком взглянул на него, и он испуганно отступил, растерянно сжимая в руках два чурбачка — всё, что осталось от его алебарды, остальные части которой упали на землю. Подъехав к помосту, я встретился глазами со взглядом Красного Лучника и коротко мотнул головой, указывая на спину своего рика. Поняв меня, он ловко вскочил на круп Буцефала.

— Стреляйте! Быстрее стреляйте в них! — раздался истошный крик Строгого Судьи. Рядом с ним, стоя шеренгой, уже натягивали луки двенадцать стрелков городской стражи. Один продольный рез — и вот уже вся энергия натянутого лука уходит не на то, чтобы пустить стрелу, а на то, чтобы побольнее хлопнуть своего хозяина привязанным к тетиве обломком.

— Я лад-лэд Олин Апри. Если кто-нибудь будет нас преследовать, то пожалеет об этом, — громко сказал я и направил рика обратно в толпу. Люди раздавались перед нами и смыкались позади, загораживая дорогу стражникам, которые, впрочем, не очень-то и стремились в погоню.

* * *

— Ну вот, опять я перед тобой в долгу, — сказал Красный Лучник, едва мы покинули Суродилу.

— Не будем считаться. Куда ты теперь?

— В Суродилу.

— ?!

— Надо выручить Огня. Я знаю, где он: в стойлах казарм городской стражи.

— Справишься в одиночку?

— Я не один. Со мною почти две дюжины отчаянных ребят. Сегодня ты очень облегчил им задачу.

— Они собирались тебя выручить?

— Да.

— И что вы собирались делать дальше?

— В привольные податься хотели…

— Со мной пойдёте?

— Ты в самом деле Олин Апри? Тот самый, с Острова Свободы?

— Откуда ты знаешь про остров?

— Сокол в клюве весточку принёс.

— А что ещё тебе сокол поведал?

— Что император — мразь порядочная. Его враги — мои друзья.

— Так ты согласен?

— Да.

— Хорошо. Ждите меня на дороге в Отонар… — я прикинул в уме время, необходимое для того, чтобы добраться до места и обратно, — через четыре дня.

Божья Столешница,

34 вивината 8855 года

Когда до дрогоута Реути оставалось совсем немного, я нагнал весёлую нетрезвую компанию из восьми верховых, которые орали на всю Божью Столешницу частушки совершенно непотребного содержания. В тот момент, когда я подъезжал, выдавалась оригинальная вокальная версия того, где и как был зачат император. Увидев меня, собутыльники ничуть не смутились.

— Эй, дружище! — завопил один из них, рыхлый белобрысый парень, изрядный, судя по виду, любитель постучать ложкой. — Подгребай сюда! Если ты не друг императора, то получишь глоток превосходного икорийского пива! А ежели ты, совсем наоборот, его друг, то получишь восемь мечей в пузо! В любом случае поимеешь свой интерес!

— Кто это здесь угощает превосходным икорийским пивом? — поинтересовался я, подъезжая поближе. — Уж не славный ли лэд Пиро?

— Откуда меня знаешь? — выкатил он соловые глазки.

— Сокол в клюве весточку принёс. Откуда и куда направляешься?