Он торопливо подобрал ключи и сказал:
– Вообще-то, ничего особенного, что вызвали меня. Просто у меня завтра экзамен, а с этими данными любой школяр сам справится.
– А какой экзамен? – спросил Брэй.
– Третичная передача.
Скофилд недоуменно взглянул на паренька.
– Однажды кто-то употребил это слово при мне, когда я был еще школьником. И я не знал, что значит "третичная".
– Третичная – "третьестепенная"… Вы, наверное, Гарвард закончили? Вот волынка! Я на технологическом.
– Ну, что там у тебя на экране, – спросил Брэй в нетерпении, когда паренек ввел данные о первом хирурге.
– У меня все ясно, а вот у вас – ничего!
– Как это? – оторопел Брэй.
– Доброго доктора не существует. Во всяком случае, в этом заведении.
– Чушь какая-то! Он ведь упомянут в истории болезни Эпплетона.
– Ну, не знаю! У меня на экране: "Нет данных".
– Я кое-что понимаю в таких машинах. Они легко выдают ошибку в программе.
– Да, выдают то, что стерто как ошибка, точнее как ошибочное. "Выдают" в смысле "разоблачают".
– Ну что ж, давай второго!
– Про этого мы хоть знаем, что с ним случилось. Он умер здесь, на третьем этаже. Кровоизлияние в мозг. Не помогла ему его медицина, не доучился.
– Ты о чем это?
– Он умер в тридцать два года. Вот подлость – помереть в тридцать два!
– И с этим тоже нечто неординарное. А дата его смерти?
– Двадцать первое марта 1954 года.
– Эпплетона выписали тридцатого марта, – проговорил Брэй себе под нос. – Ну ладно, идем дальше. Вот имена трех медсестричек.
Компьютер выдал:
Студент опустился на стул. Похоже, он был малый с головой.
– Видать, тут эпидемия была у них в том марте. Март – свирепый месяц, а двадцать шестое стало плохим днем для трех молоденьких девочек в белом.
– А причина смерти есть? Диагноз?
– Ничего! Мы можем только сделать вывод, что они не умерли при рождении.
– Но чтобы все три в один день!..
– Вот я и думаю… Стой, надумал! Здесь есть один старый котяра, лет шестьсот тут служит. Следит за подсобкой первого этажа. Подождите, я позвоню ему. Может, он что помнит.
Студент поспешил к телефону и, когда его соединили со службами первого этажа, затараторил:
– Эй, Джимми! Тут один мой приятель у телефона, разыскивает сведения двадцатипятилетней давности, когда ты еще наводил ужас на целомудренных птичек. Как раз трех пташек это и касается. Джимми, ты, случаем, не помнишь, как они тут померли все три в один день в пятьдесят четвертом году?
– Три сразу? О да, я помню. Одна из них Кэтти Коннэли. Они утонули. Они катались на лодке, лодка перевернулась, ну и…
– В марте на лодке? – перехватил трубку Брэй.
– В том-то и штука, сэр. Вы ведь знаете, как бывает. На молоденьких всегда хотят полюбоваться сынки богатых. Их хлебом не корми, дай взглянуть на девчонку без всего. У них там была вечеринка, и кто-то предложил покататься на лодке…
– А кто-нибудь еще утонул?
– Конечно нет. Такого не случается с ними. Я имею в виду, что богатенькие сынки обычно хорошо плавают. Ведь так?
– А где это произошло, не припомните?
– Да, я помню, сэр. На побережье в Маблихед.
– Спасибо, – сказал Скофилд и повесил трубку.
– Что, плохи дела? – спросил студент, увидев выражение лица Скофилда.
– Да. У меня есть еще с десяток имен. Не мог бы ты пробежаться по ним как можно быстрее?
Из восьми медсестер четыре были живы. Одна переехала в Сан-Франциско, адрес неизвестен; другая проживала с дочерью в Далласе. Две оставшиеся находились в психиатрической лечебнице "Приют блудных". Хирург-косметолог скончался восемнадцать месяцев назад в возрасте семидесяти трех лет. Однако еще один хирург – Натаниэл Крауфорд – вышел на пенсию и поселился в Куинси.
– Можно мне воспользоваться этим телефоном? – спросил Брэй паренька. – Я оплачу переговоры.
– За последнее время я ничего не наговорил по этому телефону. Валяйте, будьте как дома. Брэй набрал номер.
– Крауфорд у телефона, – послышалось в трубке. Голос был резкий, но человек явно не собирался хамить.
– Мое имя – Скофилд, сэр. Мы никогда не встречались, и я не врач. Меня интересует один случай из вашей медицинской практики в вашу бытность хирургом в массачусетской центральной больнице. Если не возражаете, поговорим о нем накоротке и скоренько? – О каком пациенте идет речь? У меня их тысячи.
– Конгрессмен Джошуа Эпплетон, с вашего позволения, сэр.
Повисла пауза. Когда Крауфорд заговорил, голос его был не только резок. В нем слышались нотки недовольства.
– Один из тех проклятых случаев, что преследуют тебя до могилы. Ну что ж, я не практикую вот уже два года. Стало быть, что бы вы ни сказали или я ни произнес, это не может повлиять на мою репутацию. Скажем так, я ошибся.
– Ошибка? – Брэй замер.
– Я их часто делал. Двенадцать лет я практиковал как хирург. Мое заключение есть в истории болезни Эпплетона. Будем считать, что рентген подвел, не показал истинной картины, или электронное оборудование выдало не те данные.