Круг Матарезе

– Наш персонал не будет знать, что я отстранен от работы, и этот факт будет подтверждаться наличием моего досье. А Советы будут. И они перестанут доставать меня. Когда кто-нибудь вроде меня выводится из игры, все меняется: контакты, коды, способы передачи информации, шифры, места прикрытия, явки. Ничто не остается прежним. Они хорошо знают правила нашей работы, а потому оставят меня в покое. Я очень благодарен вам.

– Я не совсем понимаю вас, – сказал Конгдон.

– О, все просто, я сказал, что благодарен вам. Мы с вами прекрасно знаем, что оперативные службы КГБ в Вашингтоне держат под наблюдением это место двадцать четыре часа в сутки. Кинокамеры следят за этим зданием. Никто из специальных агентов, находящихся на оперативной работе, никогда не появляется здесь. Их сюда не приглашают. Уже около часа, как русским известно, что я больше не у дел. Еще раз благодарю вас, мистер Конгдон. Вы позаботились обо мне.

В молчании помощник госсекретаря, директор отдела консульских операций проводил взглядом Скофилда, прошедшего через весь кабинет и скрывшегося за дверью.

* * *

Все было кончено. Ему не придется больше выходить в туалетную комнату, чтобы вскрыть конверт с полученной информацией. И не возникнет необходимость обеспечения минимум трех вариантов маршрута и передвижных средств в целях безопасного перемещения из пункта

А в пункт Б. Преподнесенная Конгдону версия о том, что русские уже сейчас знают о его отставке, не соответствовала реальной ситуации. И тем не менее это был прогноз. Очень скоро они узнают об этом. Через несколько месяцев его бездействия для КГБ станет очевидно, что он больше не представляет ценности. Правила незыблемы: почерк операций и коды будут изменены. Советы не тронут его, они просто оставят его в покое.

Но солгать Конгдону было просто необходимо, хотя бы для того, чтобы увидеть выражение его лица. "Мы хотели бы, чтобы у вас в досье не было информации о вашей отставке!" Его можно понять. Он уверен, что создаст нужное общественное мнение по поводу увольнения человека, который находился в его подчинении и представлял опасность, что этого человека уберут Советы, уберут просто так, ради убийства. И тогда Госдепартамент заявит, что не несет ответственности за эту акцию. Все подонки одинаковы, но они так мало знают. Они не знают или не хотят знать, что крайне редко агента лишают жизни просто так, без всякой цели. Убивают всегда преследуя цель: например, когда хотят узнать что-то, устранив звено в жизненно важной цепи, или остановить то, что надвигается, или чтобы преподать определенный урок. Проучить. Но никогда без цели. Исключение составляет лишь тот случай в Праге, но и его можно рассматривать как урок. Брата за жену…

И больше ничего не надо планировать и замышлять, не нужно принимать решения, результатом которых явится чье-то предательство или отступление, жизнь или смерть. С этим покончено. Возможно, и гостиничная жизнь подошла к концу. Вонючие койки в меблирашках, расположенных в худших районах сотен городов. Он так устал от этого, он ненавидел все это. Все было мерзко, за исключением одного короткого периода жизни, того слишком ужасающе краткого периода, когда он мог назвать место, где жил, своим домом. Всего двадцать семь месяцев из двадцатидвухлетних скитаний. Но этого было достаточно, чтобы пройти через весь ужас каждодневных ночных кошмаров. Воспоминания никогда не оставляли его, они будут ему тяжелым испытанием до конца дней.

Это была всего лишь маленькая квартирка в Западном Берлине, но она стала домом, полным любви и веселья, о котором он никогда и не помышлял для себя прежде. И рядом была его прекрасная, его обожаемая Кэрин. Ее широко распахнутые глаза, ее смех, шедший откуда-то из глубины ее существа, мгновения хрупкой тишины и покоя, когда она касалась его. Они принадлежали друг другу, но…

Смерть на Унтер-ден-Линден.

Ей позвонили, сказали пароль, сообщили, что ее муж срочно должен увидеться с ней. Пусть поспешит… О Боже! Я так нуждаюсь в ней! Отчаянно! Пусть поспешит, через Д все кордоны и препятствия. А эта сволочь из КГБ, наверное, испытала приступ веселья. Он веселился до Праги. После Праги ему уже было не до смеха.

Скофилд почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и стынут на ночном ветру. Он смахнул их рукой в перчатке и зашагал к перекрестку.

На противоположной стороне светился огнями фасад здания туристического агентства. В рекламных окнах нежились на солнце загорелые, неправдоподобно совершенные тела. Уважающая себя секретная служба не посылает агентов на Карибы. Там на островах его оставят в покое, так как будут знать, что он в стороне от оперативной работы. Когда-то он хотел провести там недельку-другую. Так почему бы не теперь? Утром он бы…