Круг Матарезе

Скофилд прицелился ей в голову и спустил курок, но раздался лишь сухой щелчок – осечка.

Он пнул взбесившуюся дамочку правой ногой, попав ей куда-то в предплечье, ближе к подмышке, и вырубил ее на секунду. Но всего лишь на секунду. Она мгновенно пришла в себя и, озверев еще больше, ринулась на него вновь, выставив нож перед собой, словно свой пропуск в жизнь: если она коснется Скофилда, она будет свободна. Она пригнулась и, размахивая левой рукой перед собой, попыталась прикрыть правую руку с ножом. Скофилд вновь отпрянул, ища глазами какой-нибудь предмет, чтобы закрыться от ее выпадов.

Почему она не бросилась на него сразу, как вошла к нему в номер? Почему остановилась и заговорила с ним, сказав ему нечто, что заставило его насторожиться? Он понял: перед ним была не просто злобная птица, но мудрый ястреб. Она знала, когда дать себе передышку, чтобы собраться с силами, знала, что надо отвлечь противника, усыпить его бдительность, дождаться одного-единственного, но верного мига и всадить нож абсолютно неожиданно.

Она бросилась снова, как-то снизу, нож ее, нацеленный ему в ногу, описал дугу. Он перекувырнулся, она подалась назад и сделала следующий выпад, полоснув по воздуху в сантиметре от его коленной чашечки. Скофилд лупанул ее правой ногой в плечо, и она отлетела назад, но не удержалась на ногах и упала.

Скофилд схватил что подвернулось под руку – торшер – и с размаху опустил на нее, успев перед тем увернуться от очередного взмаха ножа.

Рука ее была согнута в этот момент в запястье, и удар лампы спровоцировал конвульсивное движение – нож вонзился ей в левую грудь, распоров униформу.

То, что произошло дальше, Скофилд не хотел бы вспоминать. "Горничная" стала вдруг медленно оседать на пол с остекленевшим взором, губы ее искривила жуткая предсмертная ухмылка, губы как-то разъехались, и. оскалившись, она повалилась на бок, поджав худые ноги к животу, дрожа и дергаясь. Агония длилась, дикие вскрики вырывались из горла упавшей, она перекатывалась с боку на бок, царапала ковер, слизь поползла из ее рта, и несчастная заглотила собственный язык.

Послышался ужасающий хриплый вдох, последнее усилие угасающего дыхания. Какой-то спазм почти выпрямил ее скрюченное тело. Глаза ее, безумные, широко раскрылись, глядя в пустоту, рот приоткрылся, и лицо исказила гримаса смерти. Все длилось не больше шести секунд.

Брэй нагнулся над ней и осторожно вытащил нож, раздвинув костистые пальцы. Он подошел к столику, где лежал коробок спичек, зажег одну и подставил ее под лезвие. Пламя вспыхнуло с неистовой силой, чуть не опалив ему лицо и спалив клок волос. Он бросил нож на пол и наступил на него ногой, гася пламя, пожиравшее зелье, которым было обработано лезвие. И тут зазвонил телефон.

– Это Талейников, – быстро заговорил русский в беззвучную телефонную трубку. – Я так понимаю, что твое положение не ухудшится, если ты пойдешь со мной на контакт.

– Допустим… – последовал краткий ответ.

– Ты отклонил мое предложение, проигнорировал выброшенный мной белый флаг, и, если бы я был на твоем месте, я сделал бы то же самое. Но ты не прав. Так же был бы не прав и я. Я поклялся тебя убить и, возможно, сделаю это когда-нибудь, но только не в данный момент и не таким способом. Я не школьник, который возглашает о победе до выхода на поле для игры в регби. Это неразумно в делах такого рода. Полагаю, я прав?

– Ты прочел мой ответ в шифровке, – услышал он спокойный голос. – Ты убил мою жену. Ну так приходи и попробуй взять меня. Я готов к встрече.

– Перестань! Мы оба убивали. Ты убил моего брата… и еще, задолго до этого, наивную молодую девушку, которая была вооружена лишь лозунгами и не представляла никакой угрозы для тех зверей, что расправились с ней.

– Что?!

– У нас нет времени! Есть кое-кто, кто жаждет разделаться с тобой, но я не вхожу в их число. Мне удалось схватить одного из них, он сейчас при мне…

– Ты прислал мне другую, – прервал его Скофилд. – Однако она уже мертва. Нож попал в нее, не в меня, и похоже, его можно было не всаживать так глубоко.

– Ты не должен был провоцировать ее. Это не входило в ее планы! Но мы теряем время, а у тебя нет и секунды. Послушай, что скажет тебе голландец. Его лицо несколько помято, и глаза повреждены, но говорить он вполне может. – Василий прижал трубку к губам голландца, продолжая другой рукой держать пистолет у его шеи. – Скажи ему, голландец!

– Из Вашингтона были посланы шифровки… – зашептал бедняга. – Пункты назначения: Амстердам, Марсель и Прага. Беовулф Агата должен исчезнуть. Мы все будем убиты, если он останется в живых. Шифрограммы снабжены обычными для таких ситуации грифами срочности и секретности… Это были сигналы тревоги, призывавшие нас принять меры предосторожности. Но мы поняли, что это значит: никакого промедления. Мы сами должны убрать вас. В этом нет ничего нового для вас, герр Скофилд. Вы сами многократно посылали такие шифровки и отдавали подобные приказы, герр Скофилд, и вы хорошо знаете, что они не могут не выполняться.

Талейников оторвал трубку от губ голландца и заговорил сам: