Круг невинных

Стефан встал, не глядя взял из шкафа джинсы и два свитера, а потом вместе с лекарствами запихнул их в спортивную сумку. Некоторое время он искал железнодорожный билет на столе, где царил полнейший беспорядок. Найдя, положил его во внутренний карман сумки.

В соседней комнате раздались первые звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Мать сидела за расстроенным пианино. Она поздно научилась играть на нем, самоучкой, но Стефан находил, что, даже если техника оставляет желать лучшего, играет мать с большим чувством. Он целую вечность не слышал ее игру и ощутил, как у него сжалось сердце от беспокойства: мать садится за пианино, когда у нее грустно на душе. Его поспешный приезд ничего не уладит.

Когда он с дорожной сумкой в руках вошел в гостиную, она сразу же перестала играть и закрыла крышку пианино.

– Нет, пожалуйста, не останавливайся…

Мать подняла на него усталый и покорный взгляд.

– Все равно я больше не помню этого отрывка и не знаю, куда положила ноты.

Гостиная была слабо освещена ажурным светильником, стоявшим на маленьком круглом столике возле кушетки. В этой комнате всегда царил полумрак, вызывавший депрессию у всякого, кто заходил сюда.

Стефан так и не привык к этой квартире, поскольку с самого начала знал, что они здесь временно. Не то чтобы Ницца не нравилась ему, Стефан любил свой лицей, но у него было впечатление, что все это не его жизнь. И последние события только усилили это чувство. Также он снова почувствовал необходимость быстро действовать и принимать верные решения.

Стефан подошел к матери и успокаивающе положил ей руку на плечо:

– Не беспокойся, мама. Все пройдет хорошо.

Она пожала плечами.

– Ты еще хочешь, чтобы я не беспокоилась… Когда в лицее такое происходит… Тебя допрашивала полиция, которая повсюду сует свой нос.

– Я уже говорил тебе не волноваться из-за полиции. В Массене они допросили несколько десятков человек. Это их работа. И потом, они проглотили все, что я им рассказал. Ну и как они, по-твоему, догадаются о чем бы то ни было? Ты мне доверяешь, не так ли?

– Конечно, – ответила она.

Стефан знал, что нескольких слов явно недостаточно, чтобы ее успокоить, но сейчас не мог предложить ничего больше. На мгновение он закрыл глаза, почти сожалея о своей лжи. Полицейские могли оказаться намного хитрее, чем можно было подумать сначала. Стефан вспоминал настойчивые вопросы дамы-лейтенанта, ее подозрительный тон… Если, допрашивая остальных, она проявит достаточно энергии и настойчивости, то, пожалуй, может и докопаться насчет Кордеро. А значит, свести на нет все его усилия.

Если он хочет снова выкрутиться, ему следует играть очень и очень осторожно.

Было почти восемь часов, и солнце золотило тучи над горизонтом.

Лейтенант Неродо вошла в дверь лицея Массена, где отныне чувствовала себя своей. Ей было необходимо снова прийти сюда, на место, где произошла трагедия, чтобы еще раз все внимательно рассмотреть и попытаться понять, что могло от нее ускользнуть. Она пересекла якобы пустынный двор и по целой системе лестниц поднялась в северное здание. Вошла в недавно подновленный коридор, выходящий на плоские крыши лицея. Здесь было достаточно спокойно, чтобы поразмышлять. Жюстина оперлась на парапет. Вдали, за небольшим барочным входом в лицей, можно было разглядеть кусочек автовокзала, похожего на гигантский бункер, и живописную колокольню церкви Святой Марии. На этот раз Жюстина не стала делать над собой усилий, чтобы отказаться от сигареты с ментолом. Это была ее удача: покурить, когда цены на табак подскочили и кругом назойливая антитабачная кампания.

Жюстина попыталась собраться с мыслями.

Сейчас вечер пятницы. Семь вечера. Темно.