Круг невинных

Рафаэль был сильным спортивным мужчиной в прекрасной физической форме. И очевидно, что он яростно сопротивлялся, но нападавший, должно быть, сумел каким-то образом быстро его обездвижить. И потом уже начал беспрепятственно мучить, творя все ужасающие деяния, следы которых теперь обнаружились на теле моего брата. Вряд ли широкоплечего Рафаэля можно было принять за кого-то другого. Это окончательно убедило меня, что брат не оказался случайной жертвой. Кто-то специально выследил именно его. Это не являлось и местью, так как, судя по всему, от Рафаэля хотели что-то узнать.

Тело сразу же отправили в судебно-медицинский институт, чтобы совершить все необходимые судебные процедуры. Но мы уже знали самое главное: мой брат был насмерть замучен и в самом его исчезновении скрывалась какая-то тайна, не известная никому из нас.

Прокуратура Тарба начала предварительное следствие по делу об убийстве. Как только тело было опознано, жандармы больше часа допрашивали нас. Я машинально отвечал на их вопросы, зная, что первые часы расследования имеют особое значение и что я могу, сам того не осознавая, предоставить важнейшие сведения.

С самого начала следователи показали себя полнейшими пессимистами. В противоположность тому, что чаще всего думают о подобных делах – убийствах с особой жестокостью, – такие улики, как отпечатки пальцев или следы ДНК, встречаются крайне редко. И даже в том случае, когда они хорошо различимы, таким образом можно расследовать лишь одно преступление из десяти, и это еще в том случае, если удается определить подозреваемых. С другой стороны, теперь все наводило на мысль, что смерть моего брата явилась следствием сведения счетов. Здесь процент раскрываемости преступлений считался одним из самых низких. Можно было также рассчитывать, хоть это и маловероятно, на прямых свидетелей, видевших, кто последовал за Рафаэлем в горы.

Следовательно, главная надежда состояла в «диалоговом» размере дела. Жандармы собирались как можно лучше узнать погибшего и его ближайшее окружение – расспросить всех живущих по соседству, коллег по работе, чтобы постараться понять, кто мог бы иметь на него зуб и почему. Но прошлое Рафаэля, стань оно объектом изучения полицейских, скорее всего, разочаровало бы их.

Мой брат не был ангелом, я говорю это даже с некоторой нежностью. С чего бы мне что-то скрывать? Не в моих привычках превозносить кого-либо только потому, что этого человека больше нет. Смерть не делает нас лучше. Мой брат вел беспорядочный образ жизни. Он был замешан во многих темных делишках и нарывался на неприятности с правосудием. Ничего особенно серьезного, но в то же время не так уж и безобидно. Уже в школе Рафаэль был одним из тех, кто не позволяет наступать себе на ноги, и никогда не избегал драки. С некоторым злорадством он даже сам искал себе врагов.

Ему было четырнадцать, когда его в первый раз вызвали в полицию: он участвовал в коллективной драке, которая скверно закончилась. Один из подростков получил легкое ножевое ранение, и Рафаэлю присудили общественные работы, какое-то количество часов. Теперь я вспоминаю – как я мог об этом забыть? – о том жалком бегстве после ссоры с родителями. Он исчез ненадолго: полиция заметила подростка, бродившего по улицам ночью. Тогда ему было всего лишь пятнадцать; уже взрослый во всем, что касается прав и обязанностей. Он ввязывался во всякие сомнительные предприятия – впрочем, довольно жалкие, в том числе и продажу наркотиков. Затем он в конце концов остепенился. Во всяком случае, я верил, что так оно и было, но его смерть породила во мне вполне обоснованные сомнения.

– Кто мог сотворить такое? – прошептала Камилла, будто обращаясь сама к себе.

Этот самый вопрос неотступно преследовал меня с тех пор, как обнаружили тело. Если б Рафаэль погиб из-за обычного несчастного случая в горах – тех, что случаются десятками каждый год, – можно было бы обвинять судьбу или уж не знаю, какой закон, установленный небом, утешать себя словами, что такое было написано ему на роду и следует безропотно принять эту смерть. И прочие избитые фразы, которые, по всеобщему утверждению, помогают «скорбеть».

– Думаешь, кто-то мог до такой степени рассердиться на него?

– Как ты думаешь, что это могло быть: личная месть или сведение счетов?

Камилла пожала плечами в знак того, что не имеет об этом ни малейшего понятия.

– Послушай, Винсент, я, как и ты, знаю, кем был Рафаэль. Он мне все рассказал о своем прошлом. Я в курсе его давнишних проделок.

Я и не знал, что он говорил с нею о грехах молодости. При жизни брата я думал, что его история с Камиллой – лишь мимолетное увлечение. Теперь я понимал, что она значила для него гораздо больше.

– Он мог оказаться замешанным в каком-нибудь мошенничестве, – снова заговорила Камилла. – Даже не знаю, в каком: история с наркотиками, деньги…

– Нет, Рафаэль был совсем не такой. Здесь, с тобою, он нашел истинное равновесие в жизни. С чего бы ему рисковать своим благополучием? У него было все, чего он хотел, он был счастлив. Это одна из немногих вещей, в которых я точно уверен.