Круг обреченных

Рабочий день был на исходе. Самое время посидеть, расслабиться. Мужчины не спеша обменялись мнениями о балканском кризисе и скандале с генеральным.

После двух-трех рюмок Зверев как бы между прочим спросил:

— Что там с детским садом? Дело возбуждать будете?

— Возбудили по двести тридцать шестой статье — нарушение санитарно-эпидемиологических правил. Против заведующей и поварихи. Заведующая, старушонка дореволюционная, скопытилась тут же — лежит с тяжелейшим инфарктом.

Повариха вообще сбежала. Не дело, а головная боль. Медики даже диагноз установить толком не могут. Девчонки-воспитательницы говорят про какую-то ампулу. Но ведь ничего не нашли…

— А-а, — махнул рукой Зверев. — Что ты, баб не знаешь, Палыч? Одна какую-нибудь дурь придумает, а остальные поверят. И будут, глаза вылупив, божиться, что так оно и было. А ничего и не было…

— М-да. Но повариха-то исчезла. Мы ее в розыск объявили.

— Я так думаю, что она просто руки после сортира не мыла или мясо немытое в суп засунула. А может, у них крысы по продуктам бегают. Да мало ли. А когда детишки заболели, она и дала деру. Со страху.

— Я тоже так думаю. И следователь того же мнения. В детсадах часто вспышки всякие кишечные случаются. Такого, правда, я не припомню. Врачи говорят — похоже на брюшной тиф. Вон даже со смертельным исходом. Так что поварихе до пяти лет светит. Ищи ее теперь!

— Родственников допрашивали?

— У нее из родственников — одна мамаша, и та на днях умерла. От переживаний. Говорю же — не дело, а головная боль!

— Да ладно тебе! Заведующую оштрафуете, и все дела, — благодушно заметил Зверев. — Давай еще по маленькой.

В этот момент в приемной послышалась возня. Кто-то ломился в запертую дверь.

— Елизавета, что у тебя там? — рявкнул в селектор Свиридов.

— Николай Павлович, опять Чернов ворвался. Требует, чтобы я его к вам пропустила. Я объясняю, что у вас совещание, а он…

— Кто его пропустил в прокуратуру? Я же запретил!

— Он на допросе был. У следователя. А теперь сюда просочился. Он говорит, что будет на вас жаловаться, — пискнула секретарша.

— Жаловаться? Пусть жалуется! И вообще, пусть свои претензии письменно изложит. И удалите его немедленно!

— Это еще кто?

— А-а, — поморщился Свиридов. — Все с этой же историей. Там у них воспитательница одна умерла. Чернов — ее муж. Совсем с ума спятил. Маньяк какой-то. Все кричит, что жену убили, а мы, дескать, не хотим расследовать.

Фотографию приволок. Да я ж тебе ее передавал, помнишь? Групповой снимок. Там и повариха есть, и хахаль ее. Вот этот сыщик доморощенный считает, что надо хахаля найти. Указания нам дает. Совсем народ распустился!

— Да, да, помню, — улыбнулся Зверев. Улыбка, однако, получилась натянутой.

— Представляешь, наклепал с этого снимка ксерокопий, грозится, что в прессу обращаться будет.

— Так посади его суток на пятнадцать.

— Если честно, жаль мне его. Переживает уж очень. Только женился. И девчонку жаль. Двадцать два года. И такая нелепая смерть…

— Всех не пережалеешь, — сухо ответил полковник. Добродушное выражение исчезло с его лица. — А что до хахаля поварихи… У молодой девахи сегодня один хахаль, завтра другой… Что же ты, всех ее е… искать будешь? Дел у тебя, что ли, других нет?

— И не говори, — вздохнул Свиридов.

Через пятнадцать минут Алексей Васильевич вышел из здания прокуратуры.

Плечистый сержант отгонял от двери невысокого щуплого парня:

— Слышь, иди отсюда, пока цел!

— Я это так не оставлю! Я законы знаю! Двадцать вторая статья УПК!

Действия прокуратуры могут быть обжалованы! Решили на тормозах спустить?

Конечно, она не банкир, не валютчица. Она… До нее никому дела нет. Умерла и умерла. А я… А мне…

Парень кричал все громче и на последних словах сорвался на отчаянный всхлип.

— Что это такое? — грозно нахмурился Зверев. — Почему вы нарушаете общественный порядок?

— Товарищ полковник, горе у него. Жену похоронил, — вступился сержант.

— И что? Весь мир виноват?

— Нет, не весь! Но кто-то конкретный виноват! А его не ищут! А ее убили! — кричал'парень.

— А ну-ка сопроводите его в мою машину, — приказал Зверев.

— Давайте! Сажайте! А преступники пусть на свободе гуляют! — кричал Ленчик.

— Ну что, докричался? — гудел над его ухом сержант, затаскивая Чернова в милицейский «мерседес». — Говорил я тебе, иди домой…

Зверев занял место возле водителя. Машина тронулась.

— В участок повезете? Давайте! Боритесь с мирным населением! Вы это умеете! Гестаповцы!

— Надо бы тебя, дурака, проучить. Но, принимая во внимание твое горе, отвезу тебя домой. Адрес?

— Комендантский проспект, дом сорок, А вы кто? — сбавил тон Чернов.

— Я, с вашего позволения, начальник РУВД полковник Зверев.

— Товарищ полковник! Мою жену убили! Восемь человек по больницам! У детей массовое отравление! Это все в детском саду! И никто не ищет преступников!

— Почему не ищут? И почему вы так уверены, что ее убили?

— Я знаю! Мне медсестра все рассказала. Но никто не верит! А я этого так не оставлю! Я без Светки жить не хочу, понимаете? Я найду! Кишки свои сгрызу, но найду того, кто это сделал! Я в газету напишу! Частного сыщика найму!