Круг Осени

Сгущались уже сумерки, когда божественный Идрай, последний им-ператор, способный исцелять прикосновением, вышел на улицу из своего шатра, куда после обеда принесли раненного. Божественный повелитель был высоким крупным мужчиной, на вид лет сорока, хотя на самом деле к тому моменту он прожил уже лет четыреста. Выйдя из шатра, он сразу же наткнулся на командира разведчиков. Старик сидел у самого входа, похо-жий на большого раскормленного пса, и по-собачьи вопросительно смот-рел на божественного повелителя.

— Жить будет, — сказал Идрай, — Он очень истощен, но серьезных ран нет, только ожоги… я боялся, как бы не магические, но это, похоже, от сильного жара, даже кольчуга начала плавиться…

— А кольчуга-то наша, — тихо сказал старик.

— Что?

— Наша, говорю, кольчуга. Легионеры такие носят.

— А-а… — Идрай немного помолчал, — Это Гордон. Заместитель Кама-ла.

— Из дворцовой стражи, значит? — старик покивал головой, тихо вздохнул.

Прошло три дня после смерти принца Джуры. На утро была назначе-на казнь его убийцы, и плотники всю ночь спешно возводили помост на площади. Принц Джура был правителем Содденского королевства и прие-хал с визитом к божественному императору; несчастного Джуру зарезали прямо на улице, в двух кварталах от дворца, и это дерзкое убийство просто потрясло столицу. Люди едва на месте не растерзали убийцу. С самого рассвета на площади собирался народ. Ходили слухи, что Джуру прикон-чил знаменитый хоанский шпион по кличке Ястреб, тот самый, о котором рассказывали столько невероятных историй, и народ валом валил на пло-щадь, чтобы хоть одним глазком глянуть на этого демона. Перед самой казнью в правительственной ложе появился божественный Идрай и ма-ленькая хрупкая молодая женщина в ярко-синей тунике, Годри, Страж Ид-рая, его личный телохранитель, богиня-воительница. Годри выглядела ус-талой и недовольной: накануне она просила за Ястреба, но Идрай ей отка-зал.

Вместо Камала, погибшего в чародейской битве, командиром двор-цовой авесты стал Сортис. Гордон так и оставался заместителем команди-ра и отвечал за обучение новичков, но именно ему Сортис, второй день лежавший с лихорадкой, поручил обеспечение казни.

За заключенным Гордон пришел сам. До сих пор он еще не видел убийцу Джуры, хотя слышал о нем немало, и главное, поразившее всех ле-гионеров, — то, что парень был абсолютно слеп. Зайдя с факелом в темную сырую камеру, Гордон несколько секунд разглядывал жалкого полуголого бродягу, скорчившегося на соломенной подстилке, потом — вместо обыч-ной команды "встать!" — спросил:

— Встать сможешь?

Шатаясь, Ястреб поднялся на ноги. Он был невысокий, тощий и не-вероятно грязный, грязнее Гордон еще не видел. Лицо заросло многоднев-ной щетиной. Похоже, и впрямь хоанец, по крайней мере, нездешний — у уроженцев Империи волосы на лице не растут. Ну, и избили же его! Гор-дон знал, что убийцу Джуры били еще на месте преступления, но и здесь, похоже, добавили. Ох, уж эта городская стража.

— Тебя кормили?

Ястреб молчал.

— Вэнс! — крикнул Гордон в приоткрытую дверь, — Вы кормили за-ключенного?

— А зачем? — донеслось в ответ, — У нас правосудие быстрое.

Гордон выругался.

— Ладно, пошли, — сказал он.

И они пошли. Только идти знаменитый хоанский шпион не мог со-всем. Кое-как дотащив его до караулки, Гордон толкнул Ястреба на табу-рет.

Здесь было светло и тепло, жарко полыхал очаг. Вэнс, дежурный офицер, высокий, полный и красивый парень в форменной алой с золотом тунике, как раз собирался перекусить. Гордон оглядел разложенную на столе снедь, взял миску с пшеничной кашей и сунул Ястребу в руки.

— Ешь.

— Эй! — возмутился Вэнс, но, встретив выразительный взгляд Гордо-на, умолк.

Правда, про себя он продолжал кипятиться. Он терпеть не мог этих дворцовых прихлебателей, этих полувоенных, ибо если они военные, то место им на границе, а не в лучшем из городов мира. Разыгрывают из себя элиту — как будто никто не знает, что набирают их из крестьян, никогда еще выходец из благородной семьи не служил в легионе…

А Ястреба трясло. Пять минут назад он был еще как натянутая стру-на, он готовился к этому часу, собирая свою волю по крупицам, но к этому он оказался не готов. Он и сам уже забыл, когда последний раз ел нор-мально, что-то горячее, и сейчас процесс еды поглотил его целиком, он уже ничего не помнил и не понимал, где находится и что ему предстоит. Обжигаясь, он выгребал рукой кашу из миски, глотал, вылизывал пальцы. Он и впрямь был страшно голоден, но к тому же он просто отвык от такой еды, и для него эта миска грошовой каши, от которой, кстати, сам Гордон, привыкший к дворцовому столу, презрительно отвернулся бы, казалась пищей богов.

Гордон сидел на краю стола и злился на себя. Он и сам не знал, зачем это затеял. Время безнадежно уходило, да и смотреть на Ястреба было противно. И разглядывая потеки на потолке, Гордон внутренне отсчитывал уходившие минуты, ожидая, когда этот парень, наконец, доест. Внезапно раздавшиеся звуки и возмущенный выкрик Вэнса заставили его очнуться.