Круг замкнулся

— Благослови тебя Бог, Абель.

* * *

Ольгу он больше не встречал, а тем временем пришел июнь, и она, вероятно, переехала на дачу. У них был загородный домик, у них была машина и подъездная дорога. Лолла, та встречала ее в обществе зубного врача, не то Фольмера, не то Вольмера.

Лолла дохаживала последние дни своей беременности, она заметно потускнела и теперь ни о чем не спрашивала, а ему не надо было подыскивать ответ. Не ему ли некогда приходилось отчитываться перед ней за любой пустяк, за дом, например, который он выкупил для Лили? Есть о чем говорить, всего-то невзрачный домишко возле лесопильни, но все равно: а гарантия у тебя есть, Абель, а ты отдал ее засвидетельствовать, Абель? Вот и весной, когда он вернулся домой, она тоже проявила какую-никакую, а заботу, пришлось рассказать и ей, что он ездил в Кентукки поглядеть на кактусы, которые запомнил с прежней поры. Тогда почему же он вернулся? Ах, Лолла, если бы ты только знала почему!

Но теперь ничего такого и в помине нет, теперь у Лоллы другие заботы. Она изрядно подурнела, ничего не скажешь, но в то же время налилась красотой внутреннего умиротворения. Правда, двери родителей Клеменса так и остались для нее заперты, но, чтобы сбить Лоллу с ног, потребны средства посильнее, да вдобавок у нее теперь есть канарейка. Как так?.. А просто Клеменс в один прекрасный день купил для нее птичку. И если после этого кто-нибудь говорил, что птичка — это, мол, для простых людей, в ответ он слышал: «Ну нет, пусть будет, раз моему мужу нравится!»

Корабль Лоллы вошел в надежную гавань.

А вот Ольге такая гавань была, по всей вероятности, вообще не суждена. Она не позволяла носить себя по воле волн, ведь она была Ольга, ничего худого о ней не скажешь, но только появились в ней какое-то беспокойство и эксцентричность. Она уже не следила так тщательно за своим бельем, говорили в магазине дамского белья, а почему, спрашивается, не следила? Неужели она ценила себя теперь дешевле, чем прежде? Нет, об этом и речи быть не может. Она была своевольна в своем переменчивом вкусе и вполне могла купить самое дешевое платье. Ее соблазняли дорогими: «Пусть фру только глянет!» — а она отвечала: «Нет, я хочу вот это. Пришлите мне на дом».

То она могла покупать товары, выложенные на прилавке для всеобщего обозрения, а вот в другой раз ей подавай чистый шелк.

Так она коротает время до пяти часов. Сегодня суббота, но она не желает ехать с мужем на дачу, ей-де надо примерить платье, которое вот-вот должны принести. Муж не возражает. Адье! Зубной врач сидит в машине и ждет, зубной врач частенько ездит с ними на дачу.

Она слоняется по городу, она одиноко слоняется по городу, чего она не видела у себя дома? Пустой дом, где есть и стол, и стулья, а еще старый Гулликсен, основатель прежней лавки с крестьянским товаром. Большую часть дня он проводит в рубашке, без пиджака и в домашних туфлях. Порой поболтать со стариком приходит Аренц, присяжный поверенный, но Аренц и сам очень стар, и говорят они только о прежних временах, о конъюнктуре и о лавке в нижнем этаже. Ольга во всем этом не понимает ни слова.

Она покидает пустой дом, доходит до железнодорожной линии, потом спускается вниз по насыпи к сараю. Белый день на дворе, светит пополуденное солнце, а она идет к сараю. Заперто, сарай заперт. Она снова поднимается по насыпи все при том же ярком свете, полная досады и вызова, она нимало не озабочена тем, чтобы скрыть от города и от всего белого света, где она разгуливает. Она садится на скамейку в маленьком парке и сидит там до семи часов. Тогда она снова решительно направляется к железнодорожной линии, к насыпи, к сараю. Сарай заперт. Сарай заперт.

Абель — он во многих местах сразу, он ведь не может безвыходно сидеть дома. Ему надо подкупить себе какой ни то еды, надо лизнуть солнышко, чтобы жить дальше, и вдобавок он непременно должен раздобыть сегодня бутылку керосина для керосинки, не то ему будет не на чем варить. У него не так, как у некоторых, нет ни стола накрытого, ни кухарки, ни домоправительницы, поэтому он и не может постоянно быть дома. И прежде всего не может он быть дома для Ольги. Он сидит внутри, он понимает, что это она, у нее совсем другая походка, чем у Лили, но дверей он не отпирает. Получается довольно гротескная ситуация: он — и не открывает Ольге! Ты только послушай, говорит он, словно у него есть собеседник, она сидела на этом стуле и болтала о любви, она вольготно развалилась на стуле, она брала его за руку. Если считать это предложением, то оно было грандиозное. И не воспользоваться! На это способен только я, говорит он и смеется.

А назавтра воскресенье, и Ольга идет в церковь, потому что знакома с семьей пастора. Муж не сопровождает ее, он еще не вернулся из их загородного дома.