Круг земной

Всего проще сохранить только одну сторону подлинника, именно ту, которая вызывает меньше нареканий, т. е., конечно, фактическую информацию, отождествляемую с содержанием вис. Нельзя не отнестись с сочувствием к доводам, которые угадываются за такой поэзией, заменяющей поэтический перевод подстрочником, обычно слегка версифицированным и сохраняющим ради couleur locale некоторые из наиболее трафаретных скальдических иносказаний – кеннингов. Ведь форма скальдического стиха всё равно может быть передана только с очень большими потерями (об этом мы скажем ниже) и, ничего не добавляя к содержанию вис, воспринимается лишь как докучливая помеха, не позволяющая дойти до сути. Не подают ли здесь примера и издатели подлинных текстов саг, которые, не питая иллюзий относительно готовности читателей брать барьеры формы ради малой толики информации, обычно снабжают висы не только толкованиями, но и прозаическим резюме?

Так обычно переводят скальдическую поэзию в сагах. [577]

Второй путь, недавно блестяще испытанный, [578] состоит прежде всего в том, что чрезмерная форма (воспроизведенная, однако, не буквально, а в согласии с законами и традициями русского стиха, отчего она звучит очень «по‑русски», хотя и поражает воображение) оправдывается изнутри, обретая содержание себе под стать. Преизбыток созвучий и метафор уравновешивается преизбытком эмоционального напора каждой висы. Конечно, специалисты могут сказать, что здесь есть отступление от стиля подлинника, и поэзия скальдов получает в переводе смысловую многомерность и эмоциональную глубину, ей не свойственную. Но зато перевод становится поэзией, не требующей посредников, и – немаловажное обстоятельство – как нельзя лучше согласуется с тем образом эпохи, который стал частью нашей собственной культуры, и с тем романтическим ореолом, который прочно соединился в нашем сознании с самим словом «скальды».

Иначе и не могут переводить скальдов поэты.

В этом издании делается попытка ступить на третий путь. Переводчик не ищет способов сгладить впечатление, производимое оригиналом: содержание здесь не опоэтизировано и сохраняет ценимую историками фактическую информацию, а форма делает лишь немногие уступки нашему восприятию. Главное в предлагаемом переводе, собственно, и состоит в том, чтобы по возможности передать исторически неповторимые (а стало быть преходящие) черты оригинала. Кажется не слишком смелым предположение, что в исторических сагах, составляющих «Круг Земной», эти черты, т. е. та особенная привязанность скальдической поэзии к своей эпохе, о которой шла речь выше, могут быть не недостатком, а важным достоинством. Их «инакость», то самое, сопротивление, которое они оказывают нашему восприятию, помогают лучше почувствовать дистанцию, отделяющую эпоху викингов от нашего времени, ту дистанцию, о которой заставляет подчас забыть лишенный прикрас и непринужденный стиль саги.

Конечно, избранный путь вынуждает переводчика к самым серьезным компромиссам. Как мы уже отмечали, скальдическую форму нельзя имитировать. Язык входит в нее составной частью: она и вырастает из языка, и обыгрывает, и опровергает его законы, доводя до предела владение звуком и словом. Скальдическое мастерство включало в себя в высокой степени развитую способность к лингвистическому анализу, раскрывая не столько душу языка, сколько возможности, таящиеся в его структуре. Неслучайно среди скандинавских рукописей, современных «Кругу Земному», почётное место занимает «Первый грамматический трактат», в котором предвосхищены некоторые идеи современного структурного языкознания, а все технические приемы скальдической поэтики каталогизированы в трактатах по поэтике, самый знаменитый из которых – «Младшая Эдда». Никакой другой язык, кроме древнескандинавского, непригоден для воссоздания скальдической формы во всей детализованности и строгости ее конструкций. Но можно было попытаться сохранить хотя бы намеками, прибегая к необходимым заменам и компенсациям, самое отношение этой формы к языку, а через язык и к смыслу скальдических стихов. Отсюда парадокс перевода: то насилие над языком, которое может в нем ощущаться (перегруженность звуками и словами, неестественные перифразы и т. п.) – это, как правило, не плата за имитацию чужой и неподходящей русскому языку формы, а свойство оригинала, та черта его стиля, ради сохранения которой переводчик подчас отступал от его буквы.