Круг

Он увидел, как она вся сжалась, затихла и невольно отстранилась от него, словно он приготовился ее ударить…

— Ты что? — почти закричал он, чувствуя, что теряет ее навсегда.

— Извини, я не могу… — пролепетала Олеська и с непонятным для него страхом повторила: — Извини…

— Не можешь? — Он страдал, как никогда ему не приходилось. Он тоже был единственным и самым любимым, он тоже не привык к отказу, как и Киссицкая. — Не можешь со мной? А с Венькой можешь? И с Анатолием Алексеевичем можешь? Значит, правильно говорят: была-жила девочка «на троих»… — сказал и сам испугался, отпрянул.

Олеська поникла. Ее прекрасные грустные глаза затянуло слезами. Он приготовился к худшему: к пощечине, к презрению, к грубости, а она до синевы в пальцах вцепилась в лестничные перила и устало проговорила:

— Я не могу, потому что для меня Сережка не умер. Слышишь? Он живой. Ты не поймешь, а он бы понял. Он, может быть, не такой образованный, как ты. И манеры у него не такие изысканные. И он не знает так твердо, как ты, что хочет стать не кем-нибудь, а только государственным деятелем… — Она говорила о Судакове в настоящем времени, словно он действительно был жив. — Но он добрый, очень добрый… И как бы тебе объяснить?.. Один человек не часто видел свою любимую, но он всегда ждал ее. И встречал морем апельсинов. Апельсины на полу, миллион апельсинов и одна свеча… Я хочу окунуться в море апельсинов, раз так бывает… А ты, ты не способен… Извини… Ты не удержишься и съешь апельсины сам, пока придет твоя любимая. Ты подумай и, пока не поздно, не становись государственным деятелем. За государство страшно… — Она откинула золотую прядь с плеча и поплелась вниз по лестнице.

Уже снизу он услышал ее голос:

— И скажи своей Кисе, что я ей этой сказки про девочку, которая жила-была «на троих», не прощу!..

В тот момент, когда Пирогов так неожиданно настиг Олеську на лестнице, она была в хорошем расположении духа. Ей почти удалось убедить Анатолия Алексеевича, что атмосфера в классе сразу улучшится, если Холодовой дадут характеристику, которую по настоянию Виктории Петровны отказались дать, а ее, Клубничкину и Столбова примут в комсомол. Она пообещала даже, что они все вместе навестят завуча. Ребята устали от неприятностей, и Олеське искренне хотелось, чтобы все наладилось. Анатолий Алексеевич обещал помочь, она чувствовала, что он готов пойти им навстречу.

Пирогов вернул ее к неприглядной действительности. Столько сучков и задоринок наросло уже на скрючившемся дереве их школьной жизни, что трудно было проскочить мимо, не зацепившись. Она не пошла искать Холодову, быстро оделась и побежала домой.

Когда Прибаукин, Клубничкина и сама Холодова явились к ней, она передала им сплетни, которые распускает Киссицкая. Ненависть переполняла Олеську.

— Перевернуть бы ее вверх тормашками! Может, утряслось бы все в ее гениальной головке!

— Это можно! — пообещал Венька. Он тоже был ужасно зол на Киссицкую.

Так прекрасно задуманный и разработанный план всеобщего благоденствия неожиданно сорвался из-за Киссицкой. Опять из-за нее! Пора, пора проучить эту умницу, сказать Кисе «брысь»!

— Пора сказать Кисе «брысь»! — произнес Прибаукин вслух.

Но девчонки не обратили внимания на его слова. Они уже обсуждали, как воскресить сорвавшийся план, и Маша уговаривала Олесю успокоиться.

11

Пирогов отыскал Кустова в туалете. Славка сидел на холодном каменном полу, и во рту у него торчала сигарета. Вокруг валялись окурки.

Игорь впервые видел своего друга курящим. И Славкино лицо показалось ему странным, опухшее и тупое лицо, словно он долго плакал, устал и притих.

— Слава! — позвал Пирогов.

Кустов не шелохнулся.

— Славка, ты что? — Игорь тряхнул Кустова за плечи, испугался. — Ты живой?

Кустов, как ватная кукла, подчиняясь рукам Игоря, качнулся, дернулся и принял прежнее положение. Игорь забеспокоился. Послушал сердце — вроде бьется. Поднял за подбородок голову — на него уставились покрасневшие неподвижные глаза. Жутко стало.

С силой выхватил Пирогов изо рта друга сигарету, бросил под ноги и топтал, топтал, пока не превратил в жалкие крошки. Опомнился, кинулся к крану, набрал в ладони воды и, стараясь удержать ее, плеснул в безжизненное лицо. Потом еще и еще раз челноком метался от умывальника к неестественной фигуре на полу, едва удерживая в дрожащих руках воду, прижимая мокрые ладони к Славкиным вискам. Не помогало.

Тогда Игорь схватил под мышки непослушное, отяжелевшее Славкино тело, с трудом оторвал его от пола, поднял, прислонил к стене и задышал в лицо, пытаясь дыханием отогреть, вернуть к жизни. Но и так ничего не получалось.

Поначалу Игорь боялся, что кто-нибудь войдет в туалет и увидит Кустова таким, безумным и ничтожным. Теперь он уже страстно хотел, чтобы хоть кто-то забрел в туалет и помог ему. Но никто не появлялся. Этим туалетом, на первом этаже у раздевалки, пользовались первоклашки, а у них уроки давно кончились.