Круг

— А вот Юстины Тесли я что-то не вижу? — обеспокоенно спросила Виктория Петровна и посмотрела на Веньку. — Она здорова?

— Здорова, здорова, — обнадежил Венька и бросил многозначительный взгляд на Киссицкую. — Она прихворнула, но теперь все нормально.

— Я не очень понимаю это ваше любимое словечко «нормально», — улыбнулась Виктория Петровна, — Все у вас нормально. И хорошо, и плохо — все нормально. Как понять?

— Ну, нормально, — начал Венька, поглядывая на дверь, — это нормально. Не хорошо, не плохо, как в жизни… Я думаю, нам не стоит вас переутомлять, все же сердце… — многозначительно заключил Вениамин. — Мы пойдем… А Киссицкая вам все поподробнее осветит. Ладно, Кися? — Он посмотрел на нее так, что возразить было трудно.

— Почему я? — попыталась Киссицкая сопротивляться.

Но Венька, не дав ей договорить, тут же пояснил:

— Ты у нас староста. Ну и Виктории Петровне, мне кажется, всегда приятно поговорить с тобою…

Когда Венька предложил навестить Викторию Петровну, а ребята, ненавидящие ее, быстро согласились, Киссицкая почувствовала недоброе. Отказывалась идти со всеми, но ее упрекнули: «Ты же староста!» Дубинина сказала: «Она у нас на словах активистка!» Не хотелось усложнять отношений.

А Виктории Петровне, видно, наскучило одной. Она подхватила Венькино предложение, обрадовалась:

— Да-да, Олечка, если можно, посиди еще со мною. Я тут одичала без школы.

И Кися осталась, а все быстро собрались и ушли.

— Почему Игорь Пирогов такой грустный? — с сочувствием спросила Виктория Петровна.

— Я о нем больше не хочу думать, вы извините, Виктория Петровна. Он перестал для меня существовать. Правильно говорила Мухина: «Твой Пирожок ни с чем».

Виктория Петровна сразу все поняла и перевела разговор на другую тему:

— И Холодова такая молчаливая…

— Она расстроена. Из-за характеристики.

— А-а, ну будет лучше себя вести, — примирительно сказала Виктория Петровна, — мы не будем возражать, еще не поздно… Пусть едет, поражает мир своей балалайкой…

— Виктория Петровна, — решилась Кися, — они на меня ополчились, думают, я Венькин дневник брала, а я не брала…

— А, да-да, — встревожилась сразу Виктория Петровна, — это на моей душе грех. Честно признаюсь. Но тогда так обострилась обстановка, понимаешь? Столбов исчез. Драгоценности Столбовские исчезли. Никакой ясности. Милиция сигнализирует… Крах фирмы!.. И потом за Тесли, скажу тебе откровенно, я волновалась. Как сейчас-то у них с этим балбесом?

— Я не знаю, — отказалась от пояснений Киссицкая.

Она поняла, что завучу не очень-то можно доверять. А Веньку и всю его компанию она уже побаивалась, решив для себя, что лучше с ними не связываться. Пирогова все равно не вернешь, надо вычеркнуть его из сердца и забыть навсегда. Главное для нее — в конце концов стать человеком. Хватит бузить, пора браться за ум, первое полугодие на исходе…

Разговор не клеился. Ольга пожаловалась на головную боль, Виктория Петровна не удерживала ее. Киссицкая выглядела утомленной, расстроенной, вялой. И они скоро распрощались.

13

У Оли Киссицкой последнее время голова часто кружилась, появилась незнакомая странная слабость. Она думала, что переутомилась, изнервничалась, старалась не обращать внимания на то, как быстро утомляется, а порою вдруг теряет равновесие.

Виктория Петровна жила в центре города, в старинных домах. Киссицкая вышла и побрела пешком, чтобы подышать воздухом перед сном и еще раз обо всем подумать.

Было совсем не поздно. Смеркалось. Накрапывал назойливый мелкий дождик, и ветер подгонял ее в спину, подталкивая к родным бульварам.

…Почудилось, что знакомый, как будто Венькин голос окликнул ее: «Кися!» Она оглянулась. Сзади стоял высокий парень, которого она никогда не встречала. Она быстро отвернулась, хотела идти дальше, но дорогу ей преградили еще двое в длинных красно-белых шарфах.

Широко расставив ноги, они засунули руки в карманы брюк, растопырили локти и нахально ухмылялись.

Оля вздрогнула, на мгновение отключилась и тут же оказалась в глухом каменном дворе, за помойкой.

— Какая у девочки красивая шапочка! — развязно сказал один из парней, — Не поделишься? Вот с ним. — И он пихнул Олю к стоявшему рядом приятелю.

Тот, здоровенный верзила, поймал Олю в объятия и сжал так, что кости, казалось, хрустнули.

— Говорят, девочка любит сказочки? — мерзким, пискливым голосом поинтересовался верзила, дыша прямо в лицо Оле тяжелым табачным духом. — Хочешь, мы инсценируем сказочку про девочку на троих? А? В пионерском отряде ты же научилась инсценировочкам? — И он подтолкнул Ольгу третьему, словно она была мячом в игре «штандер».

Оля попыталась вырваться, закричать, но ее крепко держали, заломив руки за спину. В рот ей сунули платок, запихнули подальше. Она начала задыхаться, ее тошнило. Попробовала отбиваться ногами, но один из парней схватил ее за ноги и оказался на корточках перед нею. Нагло заглядывая ей под подол, он крикнул:

— О, где мы были, что мы видели! Недаром нам советовали перевернуть это драгоценное создание.