— Пошли в мои частные апартаменты.
На мгновение Диана испугалась. Он был большой, исхудавший, в серой робе. Они были совсем одни здесь. Флюоресцентная панель холодно светилась, и воздух, который скользил по ее коже, кажется, тоже стал холодным.
Она улыбнулась в ответ на его мерсеянскую улыбку, которая, как ей казалось, должна изображать дружелюбие. Морщинки побежали от маленьких чешуек у рта и глаз по всей коже.
— Я хочу показать тебе то, что прячу от своих парней, — сказал он. — Ты можешь понять, они — нет.
Маленькая переговорная коробочка висела у него на шее — так же, как и у нее — и говорила на бесцветном английском языке, пропущенном через компьютер. Она выяснила это, когда занималась с ним ирайо. Теперь звуки мерсеянского языка не звучали грубо и гортанно; ирайо казался ей довольно мягким и богатым оттенками. Она могла уже различать отдельные слова. Она услышала в его приглашении не что иное, как:
«Отца я никогда не знала».
Неожиданно в ней появилось презрение к самой себе за то, что она испытывала страх. Как она должна смотреть на него? Лицо старческое, узкое; лицо ведьмы-карги, бело-восковое, исключение — лишь причудливо толстые красные губы, за которыми видны две скрученные хрящевидные складки. Тело физически недоразвитое, сухое, с бочкообразной, выпяченной грудью, впалой талией, тяжелым задом, недоразвитым хвостом и деформированными ступнями. Кожа: никаких намеков хотя бы на малейшую гибкость и эластичность; о ее подвижности говорили разве что линии складок и грубые поры. А волосы! Всюду волосы — в виде причудливых пучков, кисточек, словно плесень на трупе, словно грибовидный нарост на старом пне. Запах: какой? Прокисший? Каким бы он ни был, — ничего приятного.
«Человек! — думала она. — Боже ты мой, я не имела в виду осуждать Твою работу, но Ты сотворил также собак, чтобы охранять человека, и разве Ты не согласен, что они имеют много общего, эти два живых существа? Грязные, вонючие, шумные, ленивые, вороватые, готовые быстро укусить, когда ты совершенно не ждешь этого, готовые быстро убежать или раболепствовать, когда вы даете отпор; они бесполезны, они ничего не создают, ты должен всегда ждать их, слушать их хвастливое гавканье, поощрять их болезненное мелкое самолюбие до тех пор, пока они снова не распустят перед вами слюни…
Мне очень жаль, крокодил. Иисус Христос имел облик человека, не так ли? Но нес этот облик — к сожалению — потому что мы нуждались в этом; и что же мы сотворили с его даром?»
Перед ней мелькнуло изображение мерсеянского бога, вооруженного и сверкающего, ни великодушного, ни жестокого, — мессия нового дня… Она не слышала ни о какой-либо похожей вере у мерсеян. Может быть, у них нет необходимости в покаянии; может быть, они избраны Богом…
Айдвайр поймал ее руки в свои — прохладные и сухие.
— Диана, с тобой все в порядке?
Она тряхнула головой, будто отгоняя видение. «О многом придется помалкивать. И многое придется понять самой здесь, в этом мире, который никогда не сможет быть моим. Ники нет слишком долго. Однажды я видела борзую собаку, хорошо дрессированную, горделивую, лоснящуюся, быструю. Борзую Ники… Нет, я не смогу забыть о своей принадлежности к роду человеческому. И не хочу этого, не хочу!»
— Н-ничего, сэр. Я почувствовала легкую слабость. Теперь все будет нормально.
— Тогда пошли.
Приблизившись, он взял Диану под руку — земной жест, о котором она рассказала ему, — и повел ее в свои апартаменты.
Первая комната была примерно такой, какой представляла себе Диана: обычная комната офицера базы: символы Вэча Урдиолха, картины с изображением родных мест, где поросшие лесом холмы тянутся к штормящему океану, свет четырех лун… Полки с книгами, памятные предметы, развешанное по стенам оружие, тяжеловесные шторы; на пластмассовом полу — резной непокрытый стол черного дерева, камень в кристально прозрачной воде, заполняющей аквариум в виде раковины, святыня алькова, и ничего больше. Арка, наполовину закрытая, указывала путь в монашескую спальню и небольшое соседнее помещение.
Но они прошли в другую комнату. Диана остановилась в сумерках и вскрикнула.
— Можешь сесть, если хочешь. — Он помог ей устроиться на ложе, застеленном шкурой рептилии. Локоны кружились над ее плечами, пока она вертела головой, разглядывая окружающее.
Чучела двух животных — одно рогатое, второе клыкастое; свернутые спиралью опоки рядом со скамейкой в темном углу; каменный монолит, испещренный какими-то силуэтами (глаз не мог их полностью уловить) — похоже на могильный камень. На сучковатой ветке сидело, не мигая, длинноклювое, покрытое кожей существо, размах его потрепанных крыльев был равен длине тела.
Тут было и многое, многое другое. Все это освещали факелы в причудливых канделябрах, непрерывное голубое пламя делало тени демоническими, а легкое потрескивание напоминало давно забытую мелодию.
Но дым оказался довольно едким и скоро вызвал покалывание у нее в мозгу.
Она посмотрела наверх, на резко освещенное лицо Айдвайра.
— Не бойся, — послышался львиный голос. — Все это не атрибуты зла, это указатели пути к неизвестному.