Круги Данте

Человек послушно указал рукой налево от них. Со своего места Данте рассмотрел блеск множества свечей, которые горели рядом с обычными приношениями прихожан. Они пошли к трупам, странный человек сопровождал их неровными шагами. Пройдя половину пути, Данте смог различить место, где положили одно из тел: импровизированный катафалк перед образами святых Прото и Ячинто. Образа представляли собой плохо раскрашенную и еще хуже сохранившуюся доску, изображающую жуткую смерть обоих мучеников. Свечи, которые кто-то зажег в честь святых, служили также для освещения мертвеца. Как сильная пощечина, встретила их вонь клоаки, которая усиливалась по мере приближения к телу. За три шага до него зловоние стало невыносимым. Всевозможные мошки нашли здесь почтенное убежище и, создавая прекрасный дом для себя, носились вокруг трупа. Данте остановился, поднял воротник плаща, чтобы защитить нос и рот, потом он посмотрел на Франческо: надменное лицо юноши тоже не могло сдержать гримасы отвращения. Как и поэт, он прикрыл лицо, потом оба двинулись дальше, вокруг них вились мошки. Спутники подошли к останкам.

Оказалось очень трудно сдержать тошноту. Не только из-за запаха, но и из-за вида трупа. Это был самый жуткий вид смерти. И поэт заранее знал, какую часть его текста использовали убийцы, спрашивая себя только, как они это сделали. Ответ перед его глазами был более ужасным и мерзким, чем любой вымышленный образ, который он мог бы себе представить. Несчастный, который невольно отдал свою жизнь для этой жуткой игры, был человеком непонятного возраста и комплекции: его фигура и одежда были полностью залеплены экскрементами. Авторы такой жестокости были великодушны в применении человеческих отбросов. Рот был открыт, руки связаны спереди таким плотным канатом, что он вонзался в запястья. К веревке был прикреплен, словно этикетка, грязный и сморщенный кусок пергамента. Не было необходимости читать его: Данте знал, что там написано. Тем не менее Франческо копчиком кинжала осторожно, с лицом, перекошенным от тошноты, перевернул этот лист. Стали видимы между пятнами навоза, следы чернил, которыми некто писал на листе. Не все фразы можно было прочитать, но все же многое поэт сумел различить:

[…] моим глазам
предстали толпы влипших в кал зловонный.
Как будто взятый из отхожих […]
[…] густо отягченный
дерьмом, что вряд ли кто бы […]
мирянин это или постриженный.[51]

Но худшее было написано на лице, засиженном мухами. Широко открытые глаза, устремленные в никуда, казалось, продолжают с ужасом следить за немилосердными действиями убийц. Рот тоже был чрезмерно широко открыт; возможно, он безуспешно пытался сделать вдох, который продлил бы ему жизнь, потому что убийцы жестоко наполнили его рот вонючими отходами. Поэт задрожал, представив жуткие мучения, смертельную и бессильную борьбу за последний вдох и одновременно вкус и запах этой грязи, заполнившей его горло. Шея была вспухшей, такой толстой, что сливалась с подбородком, и Данте подозревал с отвращением, каким было ее содержимое. Эти звери должны были найти способ, возможно, подходящий инструмент, как в жестоком убийстве Бертольдо де Корбинелли, чтобы все дальше и дальше заталкивать эту тошнотворную массу.

― Это отвратительно… ― пробормотал Данте, застигнутый врасплох.

― Это дерьмо, ― пояснил без необходимости мерзкий человечек в капюшоне, который неожиданно оказался слева от поэта. Поэт подумал о том, как такой тип выносит с открытым лицом вонь от трупа. ― Мне приказали, чтобы я оставил все, как было, поэтому мы их не помыли, ― пояснил он, волнуясь из-за возможных обвинений в небрежности.

― Закрой рот, ублюдок! ― закричал Франческо.

― Хорошо, ― сказал Данте тихо. ― Это жертва. Где убийцы?

Человечек указал пальцем в противоположную сторону центрального нефа церкви.

― Они ждут вас там, ― беззаботно и услужливо произнес он.

Взгляд, брошенный на него Франческо, имел такую силу и настолько был полон презрения, что мог убить без помощи оружия. Несмотря на комичность ситуации, Данте взывал к тому, чтобы они не забывали, в каком месте находятся, и усмирили свой гнев. Он не хотел добавлять дикое святотатство к своим заботам. Указанное место отличалось от предыдущего: ни образов, ни свечей, только грязный угол со старыми и ненужными церковными принадлежностями. Это было проявление презрения и различия в отношении к жертве и палачам. Как только они приблизились, Данте освободился от своей импровизированной маски, проверяя, пригоден ли воздух для дыхания, и увидел, что Франческо сделал то же самое. Два тела, нагие и исковерканные, были уложены на два временных катафалка. Они были чище, но покрыты ранами и сгустками засохшей крови. Однако они выглядели не менее ужасно: отражение бесчеловечных пыток.