Круги Данте

Почитатели Дольчино утверждали, что он не издал ни одного жалобного стона во время мучений. Возможно, они слышали что-то похожее на мычание в тот момент, когда клещи палачей разъедали его гениталии, перед тем как тело Дольчино стало пищей для огня. Вместе с этим они приписали ему гордую речь, произнесенную, когда перед смертью его призвали покаяться, ― он пробормотал еле слышно, что воскреснет через три дня. Богохульное сравнение со святым воскресением Сына Божьего.

― Почему у них нет языка? ― спросил Данте, кивая в глубину камеры, где в темноте скрывались от света другие преступники.

Вызывающая улыбка этого человека стала еще шире, он снова выглядел очень самодовольным, и это вызвало отвращение поэта.

― Методы, заимствованные у Дольчино, ― ответил он. ― Его посланники подрезали язык, чтобы ничего не сказать, если их схватят.

― Но ты свой сохранил, верно? ― презрительно произнес поэт.

― Кто-то должен говорить за них, ― цинично ответил человек.

― Потому что ты их глава. Тогда ты должен понимать, что вас ждет. Снова спрашиваю тебя, почему вы пришли во Флоренцию? И зачем творили эти преступления? Чтобы перенести в реальность литературное произведение? ― спросил поэт, не упоминая автора книги.

Узник на мгновение отвел глаза, словно у него не было готового ответа и не хотелось искать его.

― Нужно было кому-то пустить кровь, ― ответил он с улыбкой, словно нашел подходящее объяснение. ― В твоем городе можно увидеть страшные вещи. Чьомпи, эти грязные, ужасные, умирающие от голода, необутые, потому что у них нет обуви. Они все ненавидят. Они ненавидят цеха, которые используют рабский труд, ненавидят тошнотворных дворян Флоренции, ненавидят продажных священников и монахов, призывающих к смирению… Когда они найдут хорошего вождя, они вас распотрошат… всех, ― добавил он с яростным блеском в глазах.

― Это не решение вопроса, ― ответил Данте быстро и резко. ― Я говорю о крови невинных и продуманном заранее дьявольском плане.

Человек молчал.

― То, что ты говоришь, ― продолжал Данте, ― называется ложью, ты лжец. Отвратительный и лживый убийца с важным видом, который тебе абсолютно не подходит. Ты никакой не вожак, у тебя нет целей, ты никем не руководишь, ― выпалил поэт с презрением. ― Ты не похож на Короля… Даже на заблуждавшегося Дольчино, хотя ты погряз в крови, подобно ему. Ты не больше чем нищий слуга, который следует чужим указаниям и выполняет преступные задания…

Данте все больше распалялся от собственного негодования. Не отдавая себе отчета, он сделал несколько шагов вперед, к этим грязным железным прутьям, словно обретая уверенность. Несмотря на такое близкое расстояние между ним и узником, пристально и равнодушно смотревшим в глаза поэта, убийца показался уменьшившимся, бессильным. Данте не собирался отступать.

― Ты дважды говорил о ком-то, кто приносит вам вести; кто-то, кто не является членом вашего братства, ― настаивал Данте со страстью. ― Ты думаешь, конечно, о том, что он вытащит тебя отсюда, несчастный безумец… Хотя это только слабая надежда на спасение твоей приговоренной души. Кто стоит за всем этим? Кто вас покрывает? Кто вас поощряет?

Бегин не казался слишком встревоженным.

― Вам и всем остальным лучше думать о своих делах. Вы уже сотворили достаточно бед… ― сказал он, не обращая внимания на вопрос; его слова звучали как предупреждение, что еще больше заинтересовало Данте.

― Будь ты проклят! ― воскликнул поэт. ― Ты труслив и жалок, ты думаешь только о своем таинственном защитнике, который освободит тебя, чтобы ты продолжил свои злодеяния. Ты так безумен, что даже не хочешь признать, что это конец. Ты думаешь, что если из тебя не выбивают признание хлыстом или раскаленным железом, ты сможешь поучаствовать в другом неудачном мятеже.

Но когда ты поймешь свою ошибку и захочешь кричать на все стороны его имя, единственное, что можно будет услышать, ― твои крики из костра.

Бегин никак не реагировал. Его серые глаза были устремлены на Данте. Поэт мог заметить его напряженность и ярость только по пальцам, сжимавшим прутья решетки, таким окоченелым и жалким; кожа на них была гладкой и казалась слившейся с железом. Пальцы были белыми, кроме ногтей, которые выделялись тёмными пятнами. Это были «голубые ногти».

Глава 50

Некоторое время спустя, когда Данте с дрожью вспоминал все эти события, и ему представлялись сцены, похожие на фрески его друга Джотто. В одной из капелл в Ассизе, Риме, Падуе или Флоренции. Фрески, наполненные драматизмом, куски жизни, запечатленные в изображении, где все подчинено общему порядку и каждый персонаж исполняет роль, указанную ему рукой гения, причем этот гений сам один из главных героев. Точно так же выстроенными чужой рукой представлялись Данте происходившие события.