– Нну… да… есть такое. Чего ни добьешься – все какое-то корявое, неудобное, не такое, как хотел. Даже жалко иногда, что добивался. Вроде как издали лучше казалось. А если самое простое – тогда исполняется как надо. – Костик вдруг хехекнул. – Как с девчонками – дружить просто и классно, а любить – сразу начинается всякая байда…
– Ага, вот именно. Я и подумала, Кось: не надо ничего от жизни просить. Не надо ничего желать… лишнего. Что пришло – то пришло, что ушло – вспоминать с благодарностью…
– «Приходя – не радуйся, уходя – не грусти»?
– Точно. Именно так. Просто жить, быть довольным тем, что есть – и все. Вот ты у меня есть, я счастлива, и больше не надо, – она сильнее сжала его руку. – У меня вот то самое ощущение, что это правильно и хорошо. Красиво. Рядом ты, не рядом – все равно. Только чтоб ты был. Чтоб я знала, что ты есть… Неважно, где, неважно, с кем. Тогда мне все остальное в радость, и Ромка, и жизнь вообще. А без тебя ничего не надо. Кось… давай не будем просить, чтобы у нас было как-то лучше? Пусть будет, как сейчас? Мне так хорошо…
Костик погладил девочку по щеке, провел пальцами по чуть вздрагивающим векам:
– Cолнышко. Какое может быть «лучше». Ничего не надо больше. Только чтобы встречаться иногда… в глаза тебе смотреть…
– Вот так?
– Шу… У тебя такие глаза… самые лучшие…
– Это у тебя самые лучшие, – будто весенний ветер шекочет ресницы. – Я в них как прыгнула тогда, так и все, не вылезти. Теплые, как море летом. Поцелуй меня, Коська? Я тебя люблю.
4. «Фонтан черемухой покрылся…»
Костик мялся перед дверью, держа палец над кнопкой звонка и периодически его отдергивая. Нажимать было страшно. В качестве оправдания он в сорок шестой раз перебирал в уме варианты ударной фразы, с которой надо начать разговор. «Нель, я тебе хочу кое-что сказать, не убивай меня только». «Нель, я про Катьку поговорить хотел». «Нелли…»
– Ну заходи уже, что ли? Или ты тут стихи сочиняешь? Стоит, бормочет чего-то на полподъезда… знаешь, как в глазок прикольно смотрится?
Нелька ухмылялась, прислонясь к открытой двери. Руки сложены на груди, коса до пояса, короткое домашнее платье. Лисенок, родная, хорошая…
Все заготовки разметало в мелкий мусор. Костика хватило только на то, чтобы чинно зайти в квартиру, дождаться щелчка замка – и уткнуться хозяйке в плечо, зажмурив глаза и бормоча бессвязно.
– Кот ты мой, кот. Соскучился? – Нелька гладила его по спине, лохматила волосы. – А я знаешь как соскучилась? Волком вою уже. Волчицей. Коот. Хороший мой гулена. Боялся ты, да? Думал, я тебя выгоню? Дурик, куда я без тебя? Никуда уже. Тоже думала – не пущу, выгоню к черту, а потом как представила, как завыла… Ты мой, котяра. Я тебя никому не отдам, ты мне вот так нужен, вот так, – мягкие руки на миг обхватили и прижали пацана изо всех сил. – Не бойся, кот, все уже, все хорошо. Дай я тебя поцелую. Ой, мокрые! Ты тоже умеешь плакать, да? Солнышко мое, чудо. Любимый.
– Лис, я без тебя не могу вообще. Даже не знал, что так бывает. Нелька. Лисенок. Лиска. Не отпускай меня больше, я свихнусь нафиг. Лапа, лапка…
– Не отпущу, кот. Обещаю. Тихо, тихо, котяра! Уронишь! Обоих нас! Тише, ушастик. Тише. А у меня для тебя сюрприз. Поверни голову. Нет, в другую сторону. Узнаешь?
Катька смотрела, как в трансе. Одно дело – знать головой, и совсем другое – увидеть, как оно на самом деле. Она и не ожидала, что это настолько больно.
Тик осторожно высвободился из Нелькиных рук и подошел к девочке. Взял ее ладонь в свою – она вздрогнула, глядя на него недоверчивым уличным щенком. Он снова обернулся:
– Лис, мы на кухне поговорим, ладно?
Провел оцепеневшую младшую сестру в кухню, усадил осторожно, сделал успокаивающий жест старшей, и закрыл дверь.
– Ну что, зверята? Как полагаете, получится у нас… зимовье?
Уже почти пришедшая в себя Катька хмыкнула и пробурчала:
– Еще одна такая сцена – и получится убийство в состоянии аффекта. Двойное, причем. Нельк, я серьезно, это охренительно тяжело, оказывается.
Хозяйка дома устало вздохнула.
– Ну Кать, а что ты хотела? Я в общаге таких сцен насмотрелась – не дай боже. И стульями били, и с ножом бросались. Девки, между прочим. Все мы люди, все мы обезьяны, правильно?
– О! Это будет мое последнее слово на суде, если что. Короче, если мы с тобой его, – Катька сделала жест в сторону Тика, – собираемся делить, то надо как-то с этим решать. Может, он и решит? А, Тик?
Тот скривил рожу:
– Слушайте, что вы дурью маетесь? Не поделите же все равно. Сейчас договоритесь, а потом так и так будете друг друга грызть. И ты, Нелька, тоже, не смотри на меня так. Нереально, вообще. Один на двоих… на двух – никак…