Круги от камушка

(…молнией проскакивает мысль: «те семиклашки теперь точно расскажут… ну, может, никто не свяжет меня с Катькой?.. Кстати!»)

– Да, еще. Моя сестра тоже с нами, но жениться на ней Костя не собирается. Просто мы втроем, и всё. Кто ее будет доставать – оборву, что висит. И другим это передайте, младшим особенно. Вопросы есть?

Обалделое молчание в ответ. Правильно, какие вопросы в шоковом состоянии. Вопросы потом будут. Пользуясь моментом, Наумовна обежала взглядом лица.

…Вася… сконфужен до крайности. Не улыбаться ни в коем случае!

…Мартынов, Белоконь, Григорян и остальная шобла – ожидаемое: «Сиськи, жопа, рыжая – во отхватил Костян! Ахуеть, бля! Надо Юлькой заняться…»

…Вилка… неожиданно – сдержанное уважение пополам с сочувствием. Черт, вот ведь девочка-загадка, а?

…Танька Инич – беззлобная усмешка: «интересный эксперимент… понаблюдаем…»

…«королевы класса» – Киреева, Жуковская, Заплаткина: закономерно-высокомерное презрение. Потянуло, мол, старую шлюху на малолеток…

…Мейс – разочарование и обида… уж прости, Антошка, не ту выбрал в кумиры…

…Примятинская, Чернова, Сулаки – пока в основном недоумение. Тихие девочки, неизбежная «массовка»…

…Леська Лапиньш… эта точно будет ждать после уроков, на предмет поговорить по душам. Почуяла, дурочка, коллегу по призванию. Ладно, ничего страшного, девчонка-то славная – прямо вылитая я в молодости. Поговорим, Лесь! (едва заметное подмигивание, радостно вспыхнувшие в ответ глаза)…

…Cветка Байкова… вот это да! Смущение, гордость, сочувствие, тайное понимание – и ни следа осуждения. Как же она изменилась за полтора года… и за последние месяцы, особенно…

…Диляра… ненависть?.. нет… зависть! черная, бешеная, нерассуждающая! Да, слухи явно не врали про вас с Костиком. Упустила ты, девочка, свой шанс, пусть и не по своей вине. Буду-ка я от тебя держаться подальше… на всякий…

(После пронесшегося по всей школе слуха о том, что Хай всерьез – и даже с некоторым успехом – подкатывался к Дильке, Нелли взглянула на этого лопоухого кобеля с невольным уважением. Она и сама склонна была временами по-глупому рисковать жизнью, но до таких высот доходила редко: если бы Хайреддинова-младшая не проявила благоразумия, отстрелив Хоева в самом начале полета, Хайреддинов-старший его бы после приземления в шаурму порубил. А возможно, и обоих. Зять с такими дарованиями ему нафиг не сдался, а других вариантов татары не признают: тронул – ходи.)

…Мда. Удивили, детки, нечего сказать. Подкинули пищу для размышлений.

– Все, будем считать, что вопросов нет. Специально для пацанов: повторять эксперимент с Юльчи… с Юлией Васильевной или Маргаритой Семеновной не советую, плохо кончится. Слышали, кобеля? Особенно с Риткой: она уже двоих мужей до больницы заездила, теперь третьего ищет. Нарветесь.

Класс разразился облегченным хохотом. Нелька позволила себе слегка расслабиться. «Ччерт, аж затылок свело. Ну, вроде прошли.»

– Ладно, начинаем урок. Услышу, что кто-то обсуждает – крикну Шумко и укажу пальцем, – она усмешливо прищурилась. – У них как раз за стенкой урок, убежать не успеете.

«Ага, дернулся, родимый! Да, дружок: разговор у нас с тобою будет крупный впереди…»

***

Дверь учительской приоткрывается сантиметров на пять, издав удовлетворенный предательский скрип, и застывает в этом нелепом положении. Юлька, оторвавшись от журнала, смотрит на меня с ехидной ухмылкой. Сволочь ты, подружка…

– Заходи, кот, тут все свои, – и стальным взглядом – по ухмылке, по ухмылке! Только ляпни мне что-нибудь! Юльке, впрочем, плевать на мои немые угрозы, она прихорашивается перед спектаклем: отодвигает журнал, откидывается на диванчике, положив одну красивую ногу на другую красивую ногу, и одним движением взбивает сливочно-белую челку. Натурального цвета, между прочим, не крашеную. Я сейчас рядом с ней – как дикая куропатка на фоне райской птицы.

Тик протискивается в выпевающую рулады дверь, торопливо закрывает ее за собой. Кидаю взгляд на диванчик: Юлька смотрит плотоядно, две верхние пуговки блузки расстегнуты (когда успела?), руки сложены на бедрах, пальцы правой теребят край юбки, и без того открывающей слишком много. Хычница. Львица в период течки. Шлюха вокзальная. На мгновение во мне дергается паника: отобьет ведь! Старательно затоптав ее поглубже, встаю навстречу Тику, непроизвольно пытаясь оказаться между ним и Юлькой. Спиной чувствую, как она улыбается во весь рот, трогая языком ровненькие зубки. Убила бы. Убью еще. Дождется.

– Лис, я тебе бутеров принес… и соку… апельсинового. Ты когда освободишься? – Тик смотрит на меня, но я вижу, как его взгляд то и дело дергается мне за плечо. Нет, так дело не пойдет.

– Спасибо, кот. Знаешь, хорошо, что ты зашел. Я как раз думала – посидеть еще, или плюнуть. Пойдем уже, пожалуй, да?

– Ага… Пойдем…

Сзади чуть скрипят пружины. Напряженный до предела слух улавливает шорох ткани, скользящей по кружевному капрону. Вверх скользящей, естественно. Глаза моего возлюбленного стекленеют. Ах, так, да?