Круги ужаса

И вместо того, чтобы преподать ему надлежащий урок палкой, угостил сигарой.

Такова история человечка Майе… нет, нет… Урии Чикенхэда…

— Месье Майе, — осведомился Кот Мурр, когда странное существо собиралось уйти в тень, — помните ли вы те жесты, которые проделал призрак Урии Чикенхэда в ту памятную ночь, когда ваши измерения слились?

Человечек почесал подбородок.

— Наверное… Это не так уж сложно.

Он начал извиваться, как кролик в руках живодера, переступал кривыми ножками, приседал и кланялся и… вдруг пропал.

В воздухе парил квадратик бумаги, на котором можно было различить краски и контуры злобной карикатуры.

Рисунок скользнул к очагу, и пламя пожрало его.

— Три! — вздохнул Кот Мурр.

Повествует шкипер…

У Чосера среди паломников был славный бородач, пропахший варом и пенькой, который внимательно слушал истории своих компаньонов, но сам слова не брал.

Моряку, как правило, есть, что рассказать удивительного людям, которые заперты в тесных горизонтах суши.

Перед нами вместо немногословного коллеги, затерявшегося в глубине веков, предстал другой моряк.

История его показалась нам странной и невероятной, хотя ее не наполняла магия дальних морей и неизвестных земель.

«Приключение частенько ходит на костылях, а в качестве судна выбирает кресло у жаркого комелька».

Розовый ужас

Сократ Бедси задумчиво покачал головой и сказал мне:

— Жаль, Бидди, что не уходишь с нами. Нет, нет, старина, никаких обещаний! Когда мы вернемся, тебя здесь не будет… Ты не первый, кого свели с ума эти проклятые каолиновые карьеры.

Гоорман, рулевой-фламандец, кивнул:

— Мы вчетвером доведем «Майского жука» от Фоуи до Роттердама с полным грузом фарфоровой глины. Судно не перегружено, ветер дует попутный, море спокойно. Ты не самый лучший моряк, Бидди, но образован, и твои рассказы помогали коротать долгие часы штиля и отлива. Ты поделился со мною знаниями о сухопутных вещах, что же касается моря… Не злись, что я частенько посмеивался, слушая тебя, но в морских делах ты разбираешься, как зебра, а бегаешь не так быстро…

Сократ Бедси, хозяин, пожал мне руку.

— Пора сниматься с якоря… Через пару часов надо покинуть бухту. Если хочешь прислушаться к совету не совсем глупого человека, повернись спиной к этому местечку, засыпанному рисовой пылью, и отправляйся на запад к Солсбери или на восток к Винчестеру.

Я ответил стихом, который справедливо или нет, считал принадлежащим перу Колриджа:

Мне путешествие не светит,
Но скажет кто, куда сердечко метит?

— Хватит, — сказал Гоорман, — когда ты начинаешь говорить, как шуты на день Святого Валентина, пора прощаться.

Целых пятнадцать месяцев я состоял членом экипажа небольшой шхуны «Майский жук», которая возила каолин из Фоуи и портландский цемент в Голландию и Бельгию. Капитан и его помощник неплохо относились ко мне, хотя мой послужной список был не ахти какой.

— Кстати, — посоветовал Сократ, — не стоит слишком много общаться со священником из Барнстэйпла. По-моему, этот человек из Северн…

Он хотел закончить фразу, но не найдя достойного завершения, пошел прочь, печально и задумчиво покачивая головой, что случалось с ним в минуты серьезных раздумий.

Я остался на причале в одиночестве; над волнами пронеслась чайка, а позади меня засвистел локомобиль, с помощью которого в карьере выбирали лебедки.

Сердце мое сжалось от чувства одиночества. Мне захотелось пуститься вдогонку за бывшими попутчиками, чьи силуэты исчезли за молом, но самолюбие удержало меня на месте.

Я еще стоял на причале, когда шхуна с надутыми парусами скользнула по волнам, держа курс к французским берегам.

— Интересно, что собирался сказать Сократ по поводу человека из Барнстэйпла…

Чайка с криком развернулась на крыле и растворилась в беспредельной синеве моря.