Круги ужаса

— Вот уже семь лет, как я приобрел постоялый двор, но у меня ни разу не возникло желания посмотреть, что скрывает запретная комната… хотя… из-за нее меня преследует дьявольское невезение. А вы, мистер Куотерфедж? Вы представляете себе, что это такое?

Священнослужитель в ужасе отмахнулся.

— Великий Боже! Нет… Предпочитаю ничего не придумывать. Вам известна история рыбака из «Тысячи и одной ночи», который освободил зловредного джинна, заключенного в свинцовый сосуд, запечатанный перстнем царя Соломона и брошенный в море.

— Мне ее рассказывали в детстве, — признался Кэсби.

— Не могу не вспоминать о ней… Помните, что произошло на постоялом дворе сразу после вашего приезда.

У вас на ночь остановились трое индусов, гранильщиков, известных на всех ювелирных рынках Европы.

Двое заняли ныне запечатанную комнату, а третий остановился в соседней.

Утром двух цветных джентльменов нашли убитыми и ограбленными. Преступник словно испарился.

Их компаньон оставался на постоялом дворе до завершения следствия, а перед отъездом предал анафеме комнату, где произошло преступление.

«Я заключаю в этой комнате беды и страшной несправедливости нечто более безжалостное, чем сама смерть, — заявил он. — И заклинаю людей, которые окажутся под этой крышей, никогда не освобождать это».

И прижал печатку кольца к дереву — дверь задымилась, как от раскаленного клейма.

Когда знак разглядели, стало ясно, что наложена устрашающая пентаграмма царя Соломона, и никто не решился нарушить запрет заклинателя, даже люди, облеченные официальными полномочиями.

— Значит, там действительно обитает призрак? — прошептал Кэсби. — Я иногда подслушивал у запертой двери, и никогда ничего не слышал, но клянусь, тишина эта ужаснее воплей под пыткой.

Куотерфедж промокнул платком лоб, покрытый крупными каплями пота.

— В данный момент, — едва слышным голосом прошептал он, — они, быть может, уже знают… Вы захватили бинокль?

Кэсби направился к двуколке и принес два морских бинокля в футляре из красной кожи.

— С вершины холма можно увидеть все, — пробормотал Куотерфедж.

— Что увидеть? — спросил Кэсби, но ответа не дождался.

Оба улеглись на горячий песок, едва приподняли головы над гребнем и принялись наблюдать.

Внезапно пространство сотряс глухой рокот.

— Гром, — сказал Кэсби, с удивлением разглядывая бесконечное синее небо, висящее над пустынной равниной… И добавил: — Ого! Поглядите на деревья в саду! В воздухе ни ветерка, чтобы затрепетал хоть один березовый листок, а…

Наблюдатели видели в бинокль, что далекие деревья гнулись, словно тростник под напором бури.

— Вон они! — закричал Куотерфедж. — Я их узнаю… Шон во главе, потом Фрейман, а за ними бежит Пилчер… Они удирают, словно сошли с ума… Господи!

Из груди Куотерфеджа и Кэсби вырвался крик ужаса.

Беглецов оторвало от земли, словно их схватила чудовищная невидимая рука и подбросила на невероятную высоту.

Их силуэты быстро уменьшались, взлетая на немыслимое расстояние, и вскоре растворились в ослепительном свете.

Земля вздрогнула, и Кэсби пронзительным голосом выкрикнул:

— Боже, мой дом!

Постоялый двор, подняв облако золотистой пыли, рассыпался и рухнул, как карточный домик.

Куотерфедж и Кэсби скатились вниз по склону и, вопя от страха, уткнулись лицами в песок, чтобы не видеть гигантского и чудовищного гриба, который взметнулся над развалинами, черный, как Эреб, — он разрастался с невиданной скоростью, затмевая пылающий диск послеполуденного солнца.

История Вулкха

Вейбридж познакомился со старым таксидермистом в маленькой таверне Лимерика. Он только что отохотился в Сиу Фелл, подстрелив трех гоголей с отдающим лазурью оперением и прекрасного розового крохаля.

Старика согнули годы, но его хилое тело согревала пелерина из морской выдры, стоившая немалых денег.

Вейбриджу исполнилось тридцать лет, и под его свитером из коричневой шерсти угадывались железные мышцы.

— Меткие выстрелы, — произнес старик. — Крохали крайне осторожны, к ним всегда трудно подобраться.

Охотник не относился к любителям поболтать, но задели его слабую струнку; он пересел за столик соседа и заказал грог, ибо на улице дул пронизывающий ветер и сыпал противный дождь.

— Я следил за крохалем около часа, — поведал он, — пока тот кружил над болотом. С безбрежного неба прорывался лишь единственный лучик солнца, и он его поймал, словно превратившись в летающую призму, когда пикировал на воду, включив все огни.

Старик взял мертвую птицу, на теле которой едва виднелись две рубиновых капельки.

— Жаль, — проворчал он, — если бы крохаля поразили в крыло, любой натуралист дорого бы заплатил за него.

Вейбридж беззаботно пожал плечами; он любил не деньги, а охоту с подкрадываниями и хитростями, победами и поражениями, а болото ощущал буквально всем своим нутром.