Круглая Радуга (ЛП)

Мы без ущерба миновали дни Eis-Heiligen— Св. Панкратия, Св. Серватия, Св. Бонифация и diekalte Софии… они витают в тучах над виноградниками, святой леденящий сонм, способные одним выдохом, по своей воле, загубить урожай года морозом и холодом. В какие-то годы, особенно годы Войны, они не склонны к благотворительности, капризны, хохорятся своею мощью: не слишком-то к лицу святым такое, ни даже Христианам. Молитвы виноградарей, сборщиков, энтузиастов винопотребления, к ним, несомненно, возносятся, но пойди угадай как примут их ледовые святые—грубым смехом, языческой непримиримостью, кто разберёт этот заключительный отряд охранителей зимы от революционеров Мая?

Горы и долы, в этом году, встретили их миром наступившим считанные дни тому назад. Уже лоза начала возрастать поверх зубов дракона, падших Юнкерсов, сожжённых танков. Солнце прогревает холмистые склоны, реки текут яркие, как вино. Святые сжалились. Ночи мягки. Мороз не вернулся. Это весна мира. Урожай винограда, коль даст Бог хотя бы сто солнечных дней, выдастся замечательным.

В Нордхаузене меньше почтения ледо-святым, чем в более южных винодельческих регионах, но даже тут сезон выглядит многообещающим. Дождь налетел, рассыпаясь по городу, с приходом сюда Слотропа ранним утром, босые ноги, натёртые и перенатёртые, охлаждает мокрая трава. На горах лежит солнечный свет. Его ботинки спёр какой-то ПеэЛ, чьи пальцы легче снов, на одном из многих поездов после Швейцарской границы, пока сам он похрапывал под стук колёс через Баварию. Кто бы то ни был, он оставил красный тюльпан между пальцев ступни Слотропа. Тот воспринял это как знак. Напоминание о Катье.

Знаки будут находить его тут в Зоне, и предки снова и снова напоминать о себе. Это типа как отправиться в ту Темнейшую Африку для изучения местных жителей и обнаружить, что перенимаешь их дикие предрассудки. Фактически, даже и забавно, в минувшую ночь Слотропу встретился Африканец, первый увиденный им в своей жизни. Их разговор на крыше товарного вагона в лунном свете продлился всего минуту или две. Обмен мнениями по поводу внезапного отбытия майора Дуайна Марви под откос железнодорожной насыпи с гравийной отсыпкой в глубь долины—но, разумеется, по ходу события никакого обсуждения верований Иреро относительно предков не велось. И всё же своих он чувствует сейчас тем сильнее, чем дальше отступают границы, а Зона смыкается вокруг него, тех своих Англо-Саксонских Белых Протестантов в застёгнутом чёрном, которым слышался обращённый к ним голос Бога в каждом встрепенувшемся листке или в корове отпущенной пастись среди яблоневых садов осенью...

Знаки Катье и её двойники тоже. Однажды ночью он сидел в детском домике для игр среди покинутой усадьбы, подкладывал в костёр волосы куклы блондинки с глазами из ляпис-лазури. Он оставил эти глаза, через пару дней выменял на них проезд попутным поездом и половинку варёной картофелины. Собаки лаяли вдали, летний ветер гулял в березняке. Он был на одной из основных магистралей последнего рассеяния весны и отступления. Где-то поблизости один из ракетных расчётов Генерал-Майора Камлера сообща нашли свою корпоративную смерть, оставив, в своей изувеченной военной ярости, обломки, модули, секции остова, батареи гнить, бумажные секреты рассыпанными по навозной жиже. Слотроп идёт по следу. Малейшего намёка достаточно, чтоб вспрыгнул на попутный поезд...

Волосы на кукле были человечьи. Воняли в огне жутко. Слотроп услышал движение по ту сторону костра. Потрескивающий шумок—схватил своё одеяло, готовый выскочить в пустой оконный проём, ожидая гранату. Но тут одна из тех ярко раскрашенных Германских игрушечек, орангутанг на колёсиках, появляется ки-ки-кикая в света костра, дёргается, болтая головой, на лице ухмылка идиота, царапая стальными сгибами пальцев пол. Чуть не заехал в огонь прежде чем кончился завод, качающаяся голова замерла в полуобороте, чтобы уставиться на Слотропа.

Он подбрасывает в костёр ещё один локон золотистых волос: «Здрасьте».

Смех, откуда-то: Ребёнок. Но смех старческий.

– Выходи, от меня вреда не бойся.

– Зачем ты жжёшь волосы моей куклы?

– Ну это не её волосы, вообще-то.

– Папа говорило, они от Русской Еврейки.

– Почему не идёшь к огню?

– Мне глаза щиплет.– Снова заводит что-то. Ничего не выкатывается. Но начинает играть музыкальная шкатулка. Отчётливая мелодия в миноре.– Потанцуй со мной.

– Я тебя не вижу.

– Вот я.–Из бледности пламени, крохотный заиндевелый цветок. Слотроп тянется, насилу удаётся найти её руку, ухватить маленькую талию. Они начинают свой чинный танец. Он даже не знает кто из них ведёт.

Лица её он так и не увидел. Прикосновение как вуаль из тонкой кисеи.

– Красивое платье.