Круглая Радуга (ЛП)

– Ахх, да у тебя никак хуй вскочил, Нгуарарореру?… нет, нет, наверно это тебе просто подумалось про кого-то, кого любил когда-то, где-то давным-давно… ещё в Юго-Западной, а?– Чтобы прошлое рода развеялось полностью, все воспоминания должны стать общедоступными, какой резон хранить историю устремляясь к Последнему Нулю... При всей циничности, Омбинди проповедовал это во имя древнего Единства Племени, и таки  тут прокол в его раскрутке—такое плохо смотрится как будто Омбинди пытается убедить, будто болячка Христианства нас никогда не затронет, хотя каждому известно, мы все заразились ею, некоторые до смерти. Да, это излюбленный конёк Омбинди с его призывами обратиться к невинности прошлого, о которой он всего лишь слышал, а сам не в состоянии в неё поверить—сплочённая чистота противоположностей, деревня воплощающая образ мандалы... И вместе с тем, он не устаёт провозглашать и исповедовать её, как образ грааля мелькающий в зале, лучезарный, хотя хохмачи вокруг стола подкладывают Пердючую Подушечку на Опасный Стул, прямо под опускающуюся жопу граале-искателя, да и сами граали нынче расфасованы в пластиковую упаковку, на алтын дюжина, оптом за копейку, но Омбинди всё ж иногда в самообмане, как всякий Христианин, пророчествует и превозносит эру невинности, пожить в которой ему не пофартило, как один из последних сохранившихся оазисов До-Христианского Единства на планете: «Тибет статья особая. Тибет намеренно оставлен Империей в стороне, как свободная и нейтральная территория, своего рода Швейцария духа без выдачи укрывшихся, с Альпами-Гималаями устремляющими душу ввысь, а опасность довольно редка, чтоб на неё нарваться...  Швейцария и Тибет связаны одним из истинных меридианов Земли, настолько же истинным, как размеченные китайцами меридианы тела.… Нам надлежит изучать эти новые карты Земли: и с ростом интереса к путешествиям в Глубинку, когда карты обретают иной смысл, мы должны... »– И он заводится ещё и о землях Гондваны, до разбегания материков, когда Аргентина ласково теснилась к Юго-Западу… люди выслушивают и растекаются, к пещере, ночёвке, к семейной тыквенной бутыли, из которой молоко, неосвященное, глотается холодной белизной, холодной как север...

Так что, между этими двумя, даже будничные приветствия не проходят без некоего заряда значимости и надежды одолеть сознание другого. Тирлич знает, что им пользуются ради его имени. В этом имени особая магия. Но он держался таким недоступным, таким нейтральным так долго… всё утекло прочь, кроме имени, Тирлич, звучит призывом. Он надеется, что магия сработает ещё для кое-чего, для одного хорошего дела, когда придёт время, как мало ни оставалось бы до Центра... Что же ещё вся эта живучесть народа, эти традиции и ритуалы, если не западня? сексуальные фетиши, которыми ловко машет Христианство, чтоб заманить нас, их назначение напомнить нам о самой ранней, младенческой любви... Сможет ли его имя, сможет ли «Тирлич» сокрушить их мощь? Сможет ли его имя одолеть?