Круглая Радуга (ЛП)

В 1935 случилась его первая проба  покинуть условия какого-либо сна—произошло это по ходу его Киплинговского периода, куда ни глянь сплошь  зверовидные Фази-Вази, дракункулиас и Восточная болячка гуляют среди личного состава, пива нет месяцами, радиосвязь глушат другие державы, что раскатали губу править этими чёрными, Бог его знает зачем, все анекдоты насточертели, и как Кэри Грант втихаря крадётся подсыпать возбудителя… не говоря уже про Араба с Большим и Жирным Носом, тоскливая классика известная каждому британскому томми… что ж удивляться, что однажды в четыре пополудни, под жужжанье мух, с глазами нараспашку, среди вони гниющих дынных корок, под звуки единственного в подразделении граммофона и записью «Смены караула» Сэнди МакФерсона  на его органе, что крутилась в 77-миллионный раз, Пирату ничего не оставалось как составить сочный Восточный эпизод: плавно перемахнув через ограду, податься в город, в Запретный Квартал. Там наткнуться на оргию устроенную местным Мессией, которого пока что не признали, и как только глаза ваши встретились, понять, что ты его Иоанн Креститель, его Натан из Газы, что тебе суждено возвестить ему его Божественную сущность, объявить его остальным, любить его как простой любовью, так и во Имя того, Кем он является… исполнению подобной фантазии никто не соответствовал лучше, чем Х. У. Лоф. В каждом подразделении найдётся хотя бы один такой Лоф, тот самый Лоф, который вечно забывает, что мусульмане не очень любят, чтобы их фоткали на улице… тот самый, который одолжит у тебя рубаху, а когда у него кончатся сигареты, найдёт в твоём кармане начатую заначку  и выкурит в столовой на общем обеде, а вскоре потащится к столам взвода суданских арабов осклабясь во весь рот и обратится к их сержанту на ты и по имени, по братски. Ну и бесспорно, ошибкой Пирата стало признание  своей причастности к этой фантазии Лофа, о чём чересчур скоро стало известно старшему командованию. Заносится в досье и, как следствие, Контора, в Их неустанном поиске способных устраивать дела, вызывает его в район Уайтхолла понаблюдать его трансы поверх столешниц под синей бязью и жутких бумажных игрищ, как его глаза закатываются задом наперёд в его голове для прочтения давних, глипто-древних письмён в своих собственных глазницах...

Первые пару раз не сработало. Фантазии улавливались чётко, но принадлежали мелкой сошке. Однако Конторе терпения не занимать, Они приверженцы Прицела на Будущее. Наконец, в один истинно Шерлок Холмсовский лондонский вечер, на Пирата явственно пахну́ло фонарным газом  в тёмной улочке и посреди  тумане материализовалась гигантская органоподобная форма. Осторожно, шаг за шагом чёрных ботинок, Пират направился к этой непонятности. Та заскользила ему навстречу по камням мостовой медленно, как слизняк, оставляя в улице позади себя след с непонятно слизистым отблеском, отнюдь не туманного происхождения. В разделяющем их пространстве оставался пешеходный переход, который, будучи несколько проворнее, Пират пересёк первым.  В ужасе, он отшатнулся, попятился обратно через весь переход, однако опознания подобного рода необратимы. То был гигантский Аденоид. Размером с собор Св. Пола и продолжал час от часу расти. Лондон, а возможно и вся Англия, оказались в смертельной опасности!

Помянутое лимфоидное чудище однажды перекрыло носоглотку лорда Блатрарда Осмо, возглавлявшего на тот момент Отдел по Нови Пазар в Министерстве Иностранных Дел, созданный типа неясной епитимии за британскую политику в Восточном Вопросе на протяжении предыдущего столетия, поскольку на указанном неясном санджаке какое-то время вращались судьбы всей Европы:

Никто не-знает-где на-карте,

Кто-б-мог подумать всё пойдёт-с-того?

Но всякий серб иль монте-негро-ец

Только и ждут, что грянет наконец—

О, милая, пакуй мой сак-вояж,

И прикури сигару мне потолще,

Шли письма до востр-ебо-вания,

Чтоб получал я точно:

В сан-джак Но-ви Па-зар,

Экс-пресс Вос-точный!