В комнате, а, точнее, в тюремной камере, ничего не изменилось. Но, тем не менее, нечто, какая-то составляющая часть меняющегося окружающего, подсказала: далее оставаться отключённым от реальности опасно.
Это не было шуршание, стук, какой-то иной звук или просто движение воздуха. Ощущение опасности, неуловимая эманация, распространяемая надвигающейся угрозой, воспринималась лишь особо чуткими натурами, наделёнными даром регистрировать не фиксируемое ничем «нечто». Именно такие предчувствия, прорывающиеся сквозь пелену сна, не раз будили Лиса за минуту-другую до приближения врага, когда он отдыхал, свернувшись на одеяле под деревом в лесу или в пещере в горах. В таких случаях Лис просыпался мгновенно.
Он сел и прислушался. Всё по-прежнему: так же струился с потолка ровный яркий свет, так же висела, заполняя и утрамбовывая собой приятный кондиционированный воздух, тишина. Так могло продолжаться и день, и месяц, и год. Невозможность определять время суток тоже действовала угнетающе.
Конечно, живя на планете Граней среди индейцев, греков, персов или германцев Лис не носил привычных часов. Однако там почти везде имелись устройства для отсчёта времени: песочные, солнечные или даже водяные. Но, самое главное, там везде, несмотря на очень странную на взгляд землянина топографию поверхности, регулярно происходили восходы и закаты, гарантировавшие чёткую привязку ко времени суток. Поэтому когда человек засыпал, то после пробуждения по положению солнца или луны можно было очень точно определить, сколько времени прошло.
Лис вспомнил, как многие земные тюремщики устраивали узникам настоящие пытки отсутствием возможности чётко знать время. Человек – существо, во все времена привязанное к определённому темпоральному укладу. Он привык жить по некоему распорядку, и лишение возможности точно узнавать который сейчас час и, пусть почти всегда бессознательно, подчинять ритм жизни вполне чёткому графику, равносильно надругательству над его природой. Совмещение подобного ещё и с вынужденным бездельем, обеспечивало довольно изощрённую пытку. Разумеется, при условии, что тюремщик никуда не торопится, наслаждаясь таким действом, и имеет должное образование: пытка временем характеризует достаточно интеллектуальных садистов.
Лис подошёл к крану и ополоснул лицо, зачёрпывая воду ладонями и одновременно продолжая прислушиваться, но так и не мог понять, что же его разбудило.
Неожиданно сквозь журчание воды он всё-таки услышал посторонний звук. Лис резко обернулся, и вода плеснула на пол и на ноги.
Звук, пока очень лёгкое, на грани слухового порога потрескивание, исходил от правой двери, той самой, обычной, через которую его выводили показывать камеры Терпа и Монры. Звук не был следствием работы некоего устройства или замка, поскольку вся техника и различные сервомеханизмы Творцов, с которыми Лису приходилось сталкиваться за последние годы, работали совершенно бесшумно.
Насколько позволяла цепь, Лис подошёл к двери и прислушался. Потрескивание усиливалось, оно шло прямо из двери или из-за неё. Лис не мог приложить ладонь к поверхности, чтобы точнее понять расположение источника потрескивания, но он готов был поклясться: звук исходит как раз из участка двери, где располагалась ручка!
Вдруг треск сделался намного громче, и Лис увидел, что часть поверхности дверного полотна и косяка становятся красноватыми – они нагревались, и тепло начало ощущаться даже на расстоянии. Нагретая зона опоясывала весь участок, где, как полагал Лис, находился запирающий механизм.
Сомнения в природе звука не оставалось: кто-то с противоположной стороны резал дверь, и Лис вполне догадывался чем. Он только невольно подивился прочности материала, поскольку лучемёт брал его с явным трудом.
Некто применял для вскрытия двери оружие, значит, он не имел возможности открыть её как-то иначе, но явно очень желал добраться именно в данную камеру. Вариант действий Терпа или Монры, вернувшихся из Дворца ему на выручку, Лис исключил как практически невероятный. Точку перехода Инглемаз конечно же уничтожил, а времени для расчёта и восстановления подобного перехода в нужное место у друзей просто не было. Да Лис и не знал, возможно ли попасть в помещения терминала Центра из мира Терпа в принципе – без ключа и тому подобных устройств.
Вряд ли это мог быть Инглемаз, поскольку явно тот открыл бы дверь более стандартным образом. Но от кого Инглемаз стал бы запирать снаружи двери камер, где держал узников? Скорее всего, от своих врагов. Враг Инглемаза вполне мог стать другом, однако Лис сильно сомневался, что посылку «враг моего врага – мой друг» можно считать стопроцентной аксиомой в данном месте и в данной ситуации.
Кто бы это ни был, Лис решил, что для него сейчас самое лучшее – любой ценой освободиться от цепи. Расходуя драгоценный заряд имплантированного лучемёта, он, стараясь не попасть по ноге, перерубил оковы у самой лодыжки, уже нисколько не заботясь о следящих устройствах.