Из- за воспоминаний время от Берлина до Москвы пролетело не то, чтобы незаметно – не длинно. На операцию я поехала скорее из- за Миши, это он настоял. Я почти не надеялась на успех. С годами разница в длине костей обеих ног стала еще больше, хромать я стала сильнее. Еще стала очень болеть спина, я подсела на обезболивающие, принимала их с утра, днем и на ночь. Миша решил, что Германия – это последний шанс. Все сам узнал, уговорил меня. Нельзя сказать, что у меня совсем не было надежды, как же без нее? В своих снах я часто видела себя бегущей, играющей в баскетбол. Разочарование, которое настигало с пробуждением, было часто страшнее унылой действительности. Конечно, я понимала, что порхать не буду. Но если хотя бы выправился позвоночник… Черт возьми, неужели все что произошло со мной было случайным или все- таки я теперь выполняю некое предначертание, а юность дразнила меня разминкой перед предстоящим?
От Москвы до родной сторонушки лёта ещё три часа с лишним. И самолёт теперь был уже не такой красивенький и новенький, и публика в нём другая. В теперешний мой самолёт сначала запустили четверых солидно одетых дядек с лоснящимися рыльцами, а после уже стали пробираться и остальные пассажиры. Были среди них и сильно накрашенные девушки с распущенными волосами и в кроссовках на босу ногу, были командированные мужики с объёмистыми, чуть не разрывающимися от всякого добра портфелями. Были две матери с грудными детьми – одна полненькая, а другая худая, но обе выглядели одинаково устало. Встретилась парочка влюблённых, эти все время целовались. Разве любовь веселая штука? Впервые за долгое время я вдруг позавидовала хоть кому- то. Чуть не треть пассажирских мест заняла группа маленьких загорелых граждан, летящих с пересадкой в солнечные восточные государства. И все эти люди опять проходили чередой перед стюардессами и в какой- то степени и передо мной, и мне эта очередь с билетами в руках вдруг почему- то показалась очередью в места, располагающиеся значительно выше, чем потолок полета нашего самолета.
«Были вы счастливы на этом свете?»
«Я была очень несчастлива».
«Тогда проходите. Вам в рай. И нечего разглядывать какие у кого коленки».
Ощущение счастья и несчастья. Неужели это тоже всего лишь синонимы каких- то соединений, возникающих в мозге? Какой- нибудь триптофан хрен знает что. И если это так – какой смысл жить на свете, бороться за счастье? Оно по идее должно быть продуктом твоих собственных усилий, но ведь так не бывает. Разве можно разбиться в лепёшку, чтобы быть счастливым? Не исключено, что добьёшься славы, богатства, станешь любимым в конце концов, но разве все это равнозначно счастью? Разве счастье, то есть состояние счастья, которому мы придаем столько значения, не есть всего лишь продукт психики? И когда я еще была биохимиком, разве я этого не знала лучше других? Съешь таблеточку со «счастливым» веществом – и прыгай до небес. Но разве к этому нужно стремиться, чтобы жизнь состоялась?