Священник кисло кивнул. Я отпустил его, убрал пистолет в кобуру. Поп зло глянул, но тут же притушил горящий взор. Правильно. А то мы последуем милому совету Фэ на счёт травматической кастрации. Он потёр укус, глянул на девчонку. Она фыркнула и спустилась со стола, старательно придерживая разорванное платье. Я потёр лицо и показал попу на дверь:
— Пошли, батюшка. Пора нам. Ню, переоденься и начинай собирать барахло. Как только мы вернёмся, то сразу поедем отсюда.
— Да я уже всё собрала, пока вас ждала. Ногти все обгрызла! Это ты виноват!
— Ногти не голова — отрастут. Тогда жди ещё.
— Ну нафиг! Я здесь не останусь! Я с вами поеду!
— Чо? Бунт на корабле?!
— Фрам! Я боюсь… Ну пожалуйста!
— Тьфу… Как я вас в одной кабине повезу?
— А пусть этот… В кузове едет.
— Это ты у меня в кузове поедешь, блин.
Вот же заноза. Почему девчонки такие проблемные? Твою ж дивизию.
— Миша.
— А?
— У тебя горючее в драндулете есть?
— Угу.
— Можешь отлучиться из станицы?
— Да. Мне же Фрол разрешил при тебе быть.
— Тогда у меня есть для тебя поручение. Охраняй пока Нюту. Вы же знаете друг друга?
…Молодёжь одновременно посмотрела друг на друга, потом уставилась на меня. О, Господи!
— Нюта, это Михаил Степанов. Миша, это Нюта Фэ… Церемонии закончились? Отлично. Ню, одевайся. Поедешь с Михой на его железном скакуне. И не дай тебе Тс'Охо пожаловаться на что-то в ближайшие сутки. Поняла?
— Да, Фрамчик. Спасибо, Фрамчик! Уже бегу, Фрамчик!
Девчонка подбежала, чмокнула меня в небритую щёку, потом подхватила сумку с вещами и торопливо посеменила к загородке, за которой мы прятались раньше. Я потёр место чмока и подтолкнул попа к двери:
— Вперёд! На мины!
— Ку… Куда?
— Да иди уже… Эй, вьюнош! Вас это тоже касается!
Мишка пожал плечами и пошёл за нами. Краем глаза я заметил, как он на пороге обернулся. Хм. Молодость своё берёт.
Двигатель завёлся легко. Пока поп неловко лез по подножке, путаясь в рясе и шипя:
— Ах ты ж… Господи.
Я в полглаза следил за ним, а в другие полглаза смотрел, как Мишка пригнал квадр, как вышла Нюта в своём наряде из шаровар и лифчика. Слава богам, что она догадалась надеть куртку Марики, которая всё-таки выглядит менее вызывающе, чем верх от купальника. Девчонка села позади Мишки и на секунду замешкалась. Держаться, кроме как за самого Мишку, было не за что. Ну, с этим она сама разберётся, а я воткнул передачу и осторожно развернул грузовик. Батюшка сидел надутый, как мышь на крупу, и смотрел в окно. Я вывел машину из ворот и с облегчением разогнался по дороге, уже знакомой до рвоты. Поглядывая в зеркало на мелькающий сзади Мишкин драндулет, обронил:
— Повезло тебе, священник.
— Чего?
— Повезло, говорю. Если бы вместо меня за занавеской Калинина оказалась, то сейчас бы ещё один гроб колотили.
— Почему это?
— Очень она насильников не любит. Лежал бы ты там с простреленной башкой — самое малое. Так что цени моё милосердие.
— Откуда ты про гробы знаешь, язычник? Вы же покойников сжигаете?
От чёрт! Прокол.
— Какое тебе дело? Сиди и молчи. Молитвы вспоминай. Поверь — там, куда мы едем, они тебе понадобятся.
Когда мы свернули с лесной дороги на пустоши, то увидели впереди столб дыма. Опоздали, стало быть, на представление. Ну и пусть. Даже хорошо. Мишка с Нютой хоть не увидят мутантов. Во временном лагере ждали только меня. Попа, выбравшегося из кабины, встретили с недоумением, а вырулившего из-за грузовика Мишку, а тем более восседающую позади него Нюту — с большим удивлением. Я пошёл к Лексу, не забыв шепнуть батюшке:
— Сходи-ка вон туда, святой отец. Там кое-что интересное.
А там, в роще, лежала та самая куча мелких мутантов. Как я понял — их решили сжечь прямо на месте, а не таскать через всю рощу к месту основной кремации. Поп пошёл, позвякивая прихваченным из дома кадилом. Ну-ну. Когда я присел возле Сомова, тот спросил:
— Чего это все приехали? И священник?
— Не сидится на месте. Лекс, я должен тебе кое-что доложить.
Сомов не перебивал. Только спросил в конце:
— Кто в курсе произошедшего?
— Я. Нюта. Священник. Мишка.
— Как думаешь, священник будет вести себя тихо?
— Он боится Фрола и пока будет думать, что мы можем рассказать об инциденте — будет помалкивать. Поднимать волну ему не выгодно, потому что в процессе могут вскрыться его собственные грешки. Если бы не Фрол.
— Понятно. Что ж. Восстанавливать против себя местных нам тоже не выгодно. Нюта будет молчать? Хотя бы пока мы здесь?
— Поговорю с ней. Уверен, что она поймёт. Вот что с Мишкой будет? Святоша его рано или поздно со света сживёт. Ведь парень — самый главный свидетель, который может всё рассказать Фролу в любой момент.
— Верно. Слушай, если уж Марика берёт с собой Нюту, то почему бы тебе не взять парня?
— Э? Зачем? Куда?
— Возьми в ученики например. В Рассене его можно будет устроить.
— Блин. Я об этом не думал как-то.
Мне эта идея не очень нравилась. Хоть за Миху было тревожно, но брать на себя ответственность за жизнь другого человека не хотелось. Как-то я уже свыкся с ролью одиночки. Однако в том, что Мишка может стать изгнанником, есть и моя вина. Значит надо отвечать…