Я насадил голову обратно, огляделся. Все тихо. Никого. Я снова снял голову и внимательно ее рассмотрел. Кукольная голова была начинена туго свернутыми банкнотами. Вроде бы однодолларовыми. Там было долларов сто. А может, и двести. Позади велосипедного седла висел мой рюкзак. Я запихал в него куклу и, изо всех давя на педали, помчался к заправке. Я ехал и думал о своей удаче – и еще чувствовал себя немного виноватым. Я думал, что эти деньги в кукле спрятала какая-нибудь девочка, может быть, даже я ее знал. Она всю жизнь их копила, там сэкономит доллар, тут отложит заработанную или подаренную на день рождения бумажку, или пьяный дядька преподнесет ей подарочек. Она устроила свою копилку в кукле – и потеряла ее. Я решил, что удача свалилась на меня ненадолго. Пройдет пара дней, и я увижу жалостливое объявление где-нибудь на столбе или даже в местной газете, безнадежное обращение с описанием куклы и просьбой ее вернуть.
Добравшись до заправки, я оставил велик у двери и сунул куклу под рубашку. Соня была занята с клиентом. Я поглядел на доску объявлений. Там висели сообщения о продаже бычьего семени и волчат, неработающего стереоусилителя, фотографии и описания скаковых и тягловых лошадей и подержанных машин. О кукле – ничего. Клиент наконец уехал. Я все еще прятал куклу под рубашкой.
– Что там у тебя? – спросила Соня.
– Я хочу показать тебе, но чтобы никто не видел.
– Такое мне уже говорили, и не раз.
Соня рассмеялась, а я покраснел.
– Ну, иди сюда!
Мы зашли за прилавок и оказались в крошечной кладовке, которую Соня называла своим офисом. Она умудрилась втиснуть туда стол, стул, кушеточку и торшер. Я вынул куклу из-под рубашки.
– Обалдеть! – усмехнулась Соня.
Я отделил голову от туловища.
– Твою ж так!
Соня закрыла дверь кладовки. Длинными розовыми ногтями она выковыряла из кукольной головы свернутые банкноты. Потом развернула парочку. Стодолларовые купюры! Соня опять туго свернула купюры, сунула их в куклу и приладила голову к туловищу. Она вышла, закрыв за собой дверь, потом вернулась с тремя пластиковыми пакетами. Она завернула куклу в один пакет, сверху замотала сверток другим пакетом и наконец положила в третий пакет. Она уставилась на меня. Ее округлившиеся глаза синели в полумраке кладовки, точно дождевая вода в бочке.
– А почему деньги мокрые?
– Кукла лежала в озере.
– Кто-нибудь видел, как ты ее достал из воды? Кто-нибудь видел тебя с этой куклой?
– Нет.
Соня достала из ящика холщовый мешок для наличности. Я знал, что это за мешок, потому что в нем она дважды в день возила деньги в банк. Табличка над кассой гласила: «Деньги в офисе не хранить!» А рядом красовалась еще одна: «Улыбнитесь! Вас снимают скрытой камерой!» Никто из клиентов не знал, что никакой камеры не было. Соня вытащила коричневый алюминиевый ящичек для наличных, запиравшийся небольшим ключом. Поразмыслив несколько секунд, она достала из ящика пачку белых конвертов и уложила их в коробку.
– Где твой отец?
– Дома.
Соня сняла телефонную трубку, набрала наш домашний номер и спросила:
– Не возражаешь, если я возьму Джо с собой, нам надо будет кое-куда съездить по делам? Мы вернемся к вечеру.
– А куда мы едем? – спросил я.
– Сначала ко мне домой.
Мы отнесли завернутую в пластиковые пакеты куклу, холщовый мешок для наличности и алюминиевый ящик в ее машину. Когда мы проходили мимо дяди Уайти, Соня чмокнула его в щеку и сказала, что едет положить деньги в банк, а потом собирается купить мне кое-какую одежду и мелочовку. Тем самым она намекала, что она делает для меня то, что должна была бы сделать мама, если бы она не лежала целыми днями в четырех стенах.
– Давайте! – Уайти помахал нам вслед.
Соня всегда следила, чтобы в машине я пристегивался ремнем безопасности. У нее был старенький «бьюик»-седан, за которым ухаживал Уайти, и водила она очень аккуратно, хотя при этом беспрерывно курила и стряхивала пепел в вечно переполненную выдвижную пепельницу. Салон машины был безупречно пропылесосен. Мы выехали из города, свернули на шоссе и помчались к старому дому мимо пасущихся лошадей, которые подняли головы и инстинктивно рванули за нами. Наверное, узнали звук автомобильного мотора. У дома стояли две собаки, терпеливо дожидаясь хозяйки. Болл и Чейн приходились Перл сестрами. Обе были угольно-черные с горящими желтыми глазами и коричневыми пятнами на холке и на хвосте. Кобель по кличке Биг-Бразер сбежал месяц назад.