Круглый год

Стоит на холме, в центре — старинная церковь, есть двухэтажные кирпичные дома, новые полустеклянные магазины и столовая, возле которой в обеденное время полно автомашин и шумного проезжего люда. На окраинных же улицах спокойно пасутся степенные гуси, горланят петухи, по утрам пахнет дымом, в праздники — пирогами, а осенью — душистым сеном. Летними вечерами ребятня бегает отсюда к ближнему лесу лакомиться поспевающим на полях горохом. Это совсем недалеко.

Но если пойти по этому селу, то обнаружишь нечто странное. На дверях церкви написано, что это — музей. Затейливое двухэтажное здание, что стоит на главной улице, — тоже музей. А обыкновенная изба в четыре окошка, расположенная на углу напротив, оказывается даже мемориальным Домом-музеем И. И. Голикова.

Мало того, если спуститься от церкви вниз, к самому длинному здесь зданию, то увидишь перед ним памятник бритоголовому усатому человеку, под которым обозначено, что это тоже Иван Иванович Голиков.

Кто же он, этот Голиков? И что это за село, в котором целых три музея?

До революции в Палехе жили иконописцы. В здешних Владимирско-Ивановских краях было несколько таких сёл.

Земли-то вокруг бедные, вот крестьяне и придумали себе когда-то такой приработок. Из поколения в поколение искусство иконописи передавали. С малых лет мальчишек учили краски растирать, доски грунтовать, срисовывать с икон сначала отдельные детали украшений, цветы, потом руки и ноги, потом одежды, фигуры и лица, потом прописывать всё золотом. У кого были способности, лет за шесть, восемь овладевал этой сложной наукой, начинал сам писать иконы для продажи. А у многих так ничего и не получалось, приходилось им только крестьянствовать. Да и художники летом в полях работали, без своего хлеба им тоже никак было не прожить.

В общем, наполовину художники, наполовину — крестьяне.

Иван Иванович Голиков, как и его отец и дед, тоже был иконописцем. Но только начал самостоятельно трудиться, забрали в солдаты. Участвовал в империалистической войне. Октябрьскую революцию встретил в 27-м Сибирском стрелковом полку.

Когда же вернулся домой, икон в селе уже никто не писал, никому они стали не нужны.

А как хотелось взять в руки кисти, как хотелось окунуть их в огненную киноварь, в золотистую охру, в изумрудную зелень и класть эти краски одну к другой, чтобы из них получились в конце концов целые сцены, люди, кони, деревья, облака! И чтобы всё было таким же необыкновенным, героическим и радостным, как вся новая жизнь, которая начиналась в молодой стране.

Но что он умел? Умел лишь писать торжественных святых так, как их писали на Руси и сто и пятьсот лет назад: нереально удлинённых, в полусказочных нарядах и обстановке.

И всё-таки Голиков изобразил таким манером обыкновенного пахаря. Получилось очень любопытно.

Потом написал на маленькой лаковой шкатулке лихую тройку. Коней сделал красными, как в древнерусской живописи, но они у него не гарцуют, а летят как вихрь и везут в саночках красноармейца. То есть сказка и правда тут в одно целое слились.

Голиков почувствовал, что нашёл правильный путь: новое можно было изображать старыми средствами, оно становилось даже ещё интереснее от этого. Натура у Ивана Ивановича была кипучая, фантазия богатая, он стал писать миниатюры буквально одну за другой. Сельских комсомольцев написал. Перевозку хлеба. Красных конников. Битвы. Музыкантов.

Увлёк своими новшествами и других бывших иконописцев: Котухина, Баканова, Маркичева, Зубкова... В 1924 году они организовали «Артель древней живописи». В нашей стране родилось совершенно новое, глубоко народное русское искусство, которое по имени села было названо Палехским.

Алексей Максимович Горький сказал, что это «одно из маленьких чудес, созданных революцией».

Да вы наверняка видели чёрные лаковые пластины, украшения и шкатулки с разными миниатюрами на них. Иная шкатулочка не больше спичечного коробка величиной, а на её крышке целый деревенский праздник разворачивается. С гармонистами, с нарядными девушками, с плясунами. Даже с весёлыми собачонками у их ног. Вглядишься, выражение каждого лица видно. И каждая складочка, и листочки на деревьях, и цветы. Краски все яркие, глубокие, а поверх ещё и настоящими золотыми узорами разукрашены. Отодвинешься, а шкатулочка словно драгоценный самоцвет горит. Просто не верится, что её обыкновенные человеческие руки сделали.

Затейливые живописные сказы и былины Александра Котухина, поэтические сценки сельской жизни Ивана Маркичева, задушевные пейзажи Ивана Зубкова, героические повествования Ивана Вакурова, фантазии Николая Зиновьева, новостройки Павла Баженова...

Перечислить даже самых ярких и неповторимых художников нового Палеха и то очень трудно. Они были и в первом поколении, которое начинало всё дело пятьдесят лет назад, и в предвоенные годы, и после войны. Есть и сейчас, когда коллектив палешан вырос уже до ста семидесяти человек, когда для художников построены удобные светлые мастерские и в селе работает своё художественное училище.

Здесь каждый вносит лепту теперь уже во всемирную славу родного села.