Круглый год

Но едва во Вьетнаме бои отгремели,
От снарядов воронки остыть не успели,
Как опять на планете расправы:
Стонет Чили от тяжких ран,
И томится в застенках кровавых
Патриот, коммунист Корвалан.
Пусть голос наш слышат за океаном:
«Свободу товарищу Корвалану!»

Крепнет в борьбе солидарность народов.

Единство народов — прочнее металла.
Всем сердцем мы с вами, борцы за свободу!
Свободу узникам капитала!

Любимой страной мы гордимся по праву,

Служить беззаветно ей каждый готов!
Ленинскому комсомолу — СЛАВА!
Народу советскому— СЛАВА!
Ленинской партии — СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА!

Коновалов В. Крылатый почтальон

КРЫЛАТЫЙ ПОЧТАЛЬОН

Рассказ

В один из осенних дней, блуждая по лесу, я вспомнил, что давно не был у своего старого приятеля Ибрагима Саферовича. Аул, где он жил, находился неподалёку, и я отправился туда.

Ибрагим Саферович работал в колхозе бригадиром. Недавно он купил себе мотоцикл, чем и не преминул похвалиться.

— Хочешь, прокачу? — спросил Ибрагим Саферович.— И поохотимся заодно.

«Прокатились» мы не более пятнадцати километров. Мотоцикл вдруг «закашлял» и стал. Ибрагим Саферович был ещё неопытный водитель. Он долго копался в машине, но так и не наладил её.

— Придётся заночевать в степи, — сказал он виновато.

Мы скатили мотоцикл с дороги, поставили возле скирды, а сами легли в мягкую солому и долго смотрели на загоравшиеся звёзды. Уснули мы не скоро. А на зорьке над степью раздался звук, напоминающий звук медной трубы. Ибрагим Саферович проснулся первым и торопливо тронул меня за плечо:

— Поднимайся! Тревога!

Интересное зрелище открылось нам. Неподалёку на холме стояли девять тонконогих журавлей. Это они трубили свою утреннюю песню. Вот старый журавль подал три отрывистых сигнала. Как только он закончил третий, его сейчас же поддержал звучный голос молодого журавля: «Ту-уту-у-у...» И так все птицы поочерёдно подхватили песню. Казалось, это был торжественный гимн восходящему солнцу.

Когда последний журавль с высоко поднятой к небу головой пропел «Ту-ут-ту», все птицы наклонили к траве головы, будто поклонились друг другу.

Над степным горизонтом показался золотой диск солнца. Увидев солнце, журавли ещё раз кивнули головами влево, вправо и, распустив крылья, начали удивительный танец. Словно чечётку быстро выбивали в кругу ноги птиц — танцоров. Только старик журавль чуть-чуть прихлопывал крыльями и, приподняв голову, смотрел по сторонам.

Пернатый часовой заметил нас и, видимо, сообщил об этом всему табуну. Вслед за вожаком птицы, взмахивая крыльями, побежали по степи и поднялись в воздух. Но одна из них не смогла подняться: она беспомощно била по земле крылом. Журавли сделали над степью прощальный круг, несколько раз крикнули: «Ух-тух-ух!» — и, выстроившись острым углом, полетели на юг.

Ибрагим Саферович поймал трепетавшую на траве птицу, связал ей крылья и положил в коляску.

— Назовём её Журкой,— сказал он.

Мы не смогли запустить мотоцикл и повели его. Коляска на ухабах резко подскакивала, и Журка начинал биться. На ровной дороге он лежал спокойно и лишь робко посматривал на нас.

К счастью, на дороге появилась пара запряжённых волов, и возница предложил нам:

— Давайте возьму на буксир!

Ибрагим Саферович нехотя привязал верёвкой свою машину к повозке и вздохнул, вытирая шляпой пот...

Наконец ленивые волы доплелись до аула. У ворот дома вертелся смуглолицый мальчуган. Ибрагим Саферович передал ему Журку и сказал.

— Береги, Мурат, эту птицу. Она легко нам досталась. Да везти её пришлось тяжело. — И он рассмеялся.

Мурат побежал с Журкой домой. Не прошло и пяти минут, как в дом вбежало десятка два ребят. Они наперебой советовали Мурату, чем накормить журавля. Таков обычай: гостя надо прежде всего накормить.

— Хлеба ему, — советовал один.

— Нет, сыру, — перебивал другой.

Но Журка ничего не брал. Не притронулся он и к воде.

Бабушка Унат молча смотрела на суетившихся ребят, а потом сказала:

— А ведь он болен.

— Нанэж[1], мы полечим его,— сказал Мурат.

— С этого и надо было начинать, — строго заметила бабушка Унат.

Она достала откуда-то бинт, стеклянную банку и ножницы. Мурат развернул больное крыло, а бабушка обрезала вокруг раны окровавленные перья.

— Теперь наложим целебную мазь, — сказала бабушка и, взяв из банки на палец немного мази, несколько раз провела по больному месту.

Журка судорожно дрожал, несколько раз пытался здоровым крылом ударить Мурата. Но тот крепко держал птицу, пока бабушка забинтовывала крыло.