Круглый год с литературой. Квартал третий

Ещё в 1955 году Союз писателей обсуждал поэму Маркова «Заколоченный дом» – о раскулачивании. Осудил, конечно. Но Марков больше о раскулачивании не писал. Наоборот. Во многих своих сельских стихах был не против крепнувших колхозов.

В 1968 году Марков открыто выступил против нашей агрессии в Чехословакии, написал: «Мне впервые стыдно, что я русский, славянская кровь на наших танках». Он умел, с одной стороны, славословить в стихах партии, а, с другой, – выступать против системы.

С одной стороны, в годы перестройки он стал посещать заседания независимой писательской организации «Апрель», объявил себя его сторонником. А с другой, в это же время вёл ряд литературных вечеров, организованных обществом «Память», которое устроило погром на одном из заседаний «Апреля».

Есть у Маркова, умершего 29 августа 1992 года (родился 22 февраля 1920-го), такие строки:

Не удивляйтесь,
Коль, случится, туча
Отбросит на лицо
Нежданно тень
И станет взгляд мой
Строгим и колючим:
Не каждый день
Сияет светлый день.

Поэтому и мы не станем удивляться его противоречивости. Это заложено в его характере.

30 АВГУСТА

Саша Аронов был одним из первых поэтов, с которым я познакомился в литературном объединении «Магистраль», куда пришёл в 1957 году. Обратил моё внимание он на себя сразу: негроидное лицо с словно расплющенным носом, огромная шапка волос и удивительно добрые глаза. Смотрел он на каждого с интересом. Стихи слушал очень внимательно. Выступал неоскорбительно и в то же время исключительно по делу. Любил поэзию.

О его собственных стихах руководитель «Магистрали» Григорий Михайлович Левин однажды сказал: «Покрупней, чем Вознесенский, будет поэт».

Это когда в «Литературной газете» появилась первая подборка никому не известного ещё Вознесенского, и мы довольно долго говорили об этой подборке. А потом перешли к нашим будням: каждый должен был прочитать по новому стихотворению, если он, конечно, его написал.

Я не помню, какое именно стихотворение прочитал Саша Аронов. Но фраза Левина мне запомнилась.

И ещё в связи с Ароновым. К нам в объединение пришёл новый участник. Кажется, у него уже в Калуге вышла книжка. Через неделю-другую он принесёт Григорию Михайловичу посвящённое ему стихотворение о Яблочном Спасе. А сейчас он читает довольно профессионально сделанные стихи.

Саша сияет. Он выступает и, обращаясь к новичку, говорит: «Вы, Станислав, рискуете стать одним из самых богатых поэтов «Магистрали» по словарю. У Вас замечательный запас слов. Это красит Ваши стихи».

Новичок Станислав по фамилии Куняев его благодарит в заключительном слове особо: «Аронов показал, что такое профессиональный разбор поэзии. Спасибо за этот разбор».

А теперь перенесусь на много лет позже. Саши Аронова, кажется, уже нет на свете. Его знают мало. В основном те, кто помнят имена авторов песен, звучавших в фильме «С лёгким паром, или Ирония судьбы». Главный редактор журнала «Наш современник» даёт кому-то интервью. Не помню, почему интервьюер вспомнил про Аронова. «Да, – отзывается Куняев, – был такой поэт-графоман».

На чём основана подобная грубость и подобная жестокая неправда? Чем добрейший Саша Аронов мог раздражить забуревшего литературного чиновника?

Ох, как разозлила меня эта куняевская оценка. И как обрадовал Андрей Чернов, приславший мне выпущенную им в Сетиздате книгу Александра Аронова «Обычный текст». Многих стихов Саши я не знал прежде. В том числе и того, каким он охарактеризовал своего нынешнего недоброжелателя. Прочитав это стихотворение, где он воздаёт Куняеву по заслугам, я вздохнул спокойно: Саша отомщён:

Злобным быть и уныло, и тяжко.
И никто над остывшей золой
Не вздохнёт почему-то: бедняжка!
Ах, какой был унылый и злой!
Кто сказал тебе, в общем, спасибо,
Хоть ты выбрал несладкий удел:
Возлюбил и арапник, и дыбу
И на них с умиленьем глядел.
Так и жил, хоть и мог бы иначе.
Так привык: мол, иначе нельзя.
Скажем, птицу убьёшь – и поплачешь.
Погрустишь – и завалишь лося.
Был прикован к постылому ложу
Брачной цепью кандальных колец.
Тут и плюнешь кому-нибудь в рожу,
Так ведь он недоволен, подлец.