Круглый год с литературой. Квартал третий

Словом, Винокуров только по поводу этой Лены и высказался. Хвалил умеренно, указывал на недостатки, но не увлекаясь. А закончил уверенно: «Книжку можно будет издать, материал есть. А отгрести сор и собрать всё, что следует, – это уже дело издателей».

Я не стал его опровергать. Нашёл у Лены стихотворение «Гренада», где она недавнее изгнание американцами с острова кубинских войск, которые помогали коммунистическим диктаторам утвердить в Гренаде своё господство, как-то увязала со стихотворением Светлова «Гренада». Сказал, что обращение к советской классике знаменательно. И дальше говорил только о светловской балладе.

Хитрость? Конечно. Но я любил Винокурова. И для чего бы стал донкихотствовать? Не похвалил стихи, ни слова не сказал о книжке – и ладно!

Но в этот же день встретил Ананьева во дворе. Мы жили в одном доме, в разных подъездах, и официально знакомы не были. Он вообще редко кого замечал. Выходил из персональной машины и направлялся в свой подъезд.

А здесь из машины вышел и подошёл ко мне, прогуливающемуся по двору с коллегой по «Литературной газете» Пашей Волиным, тоже живущем в нашем доме. Подошёл Ананьев ко мне, протянул руку и, пожимая мою, сказал: «Спасибо! С этого времени считайте себя автором «Октября».

Этим приглашением я не воспользовался.

Я ничего у Ананьева не читал. Много писали о его романах «Танки идут ромбом» и «Вёрсты любви». Хвалили. За «Вёрсты любви» дали госпремию РСФСР. Но для меня это ни о чём не говорило. Ананьев был секретарём Союза писателей РСФСР. Премия ему полагалась по чину.

В том же, 1984-м, к пятидесятилетию Союза писателей СССР он не просто попал в черненковский список награждённых, но стал героем соцтруда, что тоже не удивило: перед тем, как перейти первым замом главного редактора в «Знамя», а потом – главным в «Октябрь», он работал в аппарате этого Союза, был там, как говорили, человеком Маркова, который этим же черненковским указом был возведён в дважды герои соцтруда.

Но в перестройку пошёл за теми, кто возвращал в литературу запретные прежде книги, добиваясь резкого увеличения тиражей своих изданий. Напечатал роман Гроссмана «Жизнь и судьба», чем невероятно обозлил руководство Союза писателей РСФСР. «Октябрь» был его органом, и оно попыталось сместить Ананьева, объявило о его смещении на пленуме (или на съезде? не помню!) и назначило на место Ананьева Личутина. Но не тут-то было! Коллектив журнала воспользовался только что предоставленным трудовым коллективам правом – перерегистрировался, объявил себя независимым журналом и вновь избрал Ананьева своим главным. В Союзе РСФСР аж зубами скрипели от злости! Кричали о бандитизме, о рейдерском захвате, но своего не добились. Добились окончательного разрыва с этими секретарями Ананьева, который оставался главным в «Октябре» до самой смерти (7 декабря 2001 года).

В последние несколько лет его жизни журнал из номера в номер печатал его историческое повествование о древней Руси. И кончил его печатать после смерти Ананьева. То есть, повествование, должно быть, осталось незаконченным.

* * *

Миша Дёмин часто приходил в «Литературную газету». Он писал стихи, и газета изредка его печатала. Был он весёлым, шумным, любителем выпить и пообщаться. А такие любители не только шли в ЦДЛ. Шли и к нам в газету, если, конечно, они были знакомы с кем-нибудь из нас. Миша Дёмин был знаком, кажется, со всеми «литгазетовцами». Он выпивал и царствовал в отделе писем с пьющими его сотрудницами, от них шёл к нам в комнату, куда набивались сотрудники разных отделов, исхитрялся порой выпивать и в диспетчерской с отработавшими свою смену шофёрами.

Был он прирождённым рассказчиком. Травил байки, которых знал великое множество и которые слушали с наслаждением. Особенно его рассказы из блатного мира.

Да, прежде он был блатным. По стихам, которые он печатал, об этом не скажешь: то были бесцветные, казённые вирши. Но он писал ещё и прозу, которую не печатали. Точнее, он и сам не отдавал её в печать. Понимал, что отдавать бессмысленно – не напечатают. Порой читал её отрывки нам, предваряя: «Из автобиографического».

А биография его действительно удивительна.

Настоящие его имя и фамилия – Георгий Евгеньевич Трифонов. Родился 18 июля 1926 года в семье командарма Евгения Андреевича Трифонова, который был родным дядей писателя Юрия Трифонова. Юра не поддерживал разговор о своём двоюродном брате, замыкался.

Боевой командарм погиб в 1937-м. Как написал его сын, от инфаркта, ожидая ареста.