Круглый счастливчик

В микрорайоне животных любили. Знаменитый заповедник вымирал от зависти к местной фауне. В квартирах кричали пижонистые попугайчики, гася семейные ссоры. Под диванами шуршали ежи, таская на иголках колготки и роман-газеты. Забыв про разную каку, дети скребли мудрых черепах. Упитанные хомяки дремали в картонных ящиках, вспоминая родню из черноземной полосы.

По вечерам на улицы выходили собаковладельцы. Застоявшиеся пинчеры носились и прыгали, заглядывая в окна второго этажа. Озабоченные бульдоги волокли хозяев к рекламным тумбам. Флиртовала кучерявая мелочь. Всем было приятно жить.

Именно в этом микрорайоне получил квартиру Герасим Обойщиков, задумчивый холостяк с рядовой биографией. Наступив в младенчестве на хвост спящей бесхозной Му-му и будучи укушен, Герасим надолго охладел к животному миру. Личным контактам с четвероногими он предпочитал полотна анималистов. Тридцать шесть лет судьба хранила его, но теперь предъявила счет. Въезжая в новую квартиру, Обойщиков радовался…

Июльским вечером Герасим гулял перед сном. Земля, накрытая дуршлагом неба, затихала.

Обойщиков вдыхал запахи растении, стараясь забыть про дневные стрессы.

Вдруг неясная тень вылетела из-за угла, и призрачный лунный свет облил силуэт огромного животного.

Угрюмый кобель выходил на Герасима тет-а-тет. Обойщиков перестал дышать и вспотел. Друг человека обнюхал его колени, выбирая десертные места.

Блеснуло пенсне, и появился хозяин.

— Дик! — недовольно закричал он. — Фу!

Дик проглотил слюну, но подчинился приказу. Поседевший Герасим еще долго стоял, не двигаясь, потом побрел домой.

В эту ночь он спал плохо.

На другой день Обойщиков отправился в кинотеатр. Сеанс уже начался, когда он нырнул в темноту зала и под гусиное шипение публики пополз к своему месту. Усевшись, он начал привыкать к темноте.

Неожиданно обезьянья лапка легла на его руку. Герасим приготовился к худшему и повернул голову. Слева от него, сидя на хозяйском животе, радовался жизни молодой макак.

— Не бойтесь, — прошептал хозяин. — Сеня, поздоровайся с товарищем!

Макак обнял помертвевшего Герасима, и тихий смех зажурчал над его ухом.

Что происходило на экране, Обойщиков не помнил. Он бежал из кинотеатра, не выдержав обезьяньих ласк. Только в подъезде своего дома вздохнул он. Но тяжелое дыхание зверя сбило его на лестничной площадке.

Пятнистый дог пролетел по ступенькам, волоча язык, как шарф. На шее у него болталась авоська с гремящими бутылками. Следом с криком: «Чайлд! Ты забыл деньги!», протопала старуха Баскервилева, соседка Герасима.

В эту ночь Обойщиков вообще не сомкнул глаз.

Кривая кошмаров ползла вверх. В субботу в дворовой беседке выступал Бешбармаков, хозяин лучшего в городе террариума. Он читал лекцию и демонстрировал целый узел змей, от которых Герасиму сделалось дурно. В финале Бешбармаков играл на мандолине, а гюрза Настя плясала в корзине «Барыню».

В воскресенье на столбе у дома появилось объявление: «Потерялся ручной тарантул по кличке Капа. Нашедшего просят вернуть за приличное вознаграждение». Нервы Обойщикова шалили.

Бессонной ночью, лежа в гамаке (на всякий случай), Герасим услышал легкий шорох. На полу, под гамаком, кто- то скребся в газете. Затем край газеты приподнялся, и таракан, мирный житель щелей, замер в лунных столбах.

— Капа! — мелькнуло в измученной голове Обойщикова. — Тарантела проклятая!

Раскачав гамак, Герасим катапультировал в коридор и прямо в пижаме бросился к соседям.

Утром он отправился на прием к невропатологу.

— Дорогой мой, — сказал врач, стуча молоточком по мохеровой груди пациента, — ваше спасение — в животных. Купите любого зверька — и все пройдет!

Обойщиков начал думать. Он отклонил аргентинских попугайчиков, вопящих: «Я здесь, Пепита!», сиамских котов, гордящихся ленью, и рекомендации макакофилов. С собаками были связаны плохие воспоминания. Кандидатуры снимались одна за другой.

Писатель ТатьПрикумский, знаток зверей и людей, которому Герасим написал письмо, посоветовал ему приобрести лошадь.

«… Нет более покладистого и терпеливого существа! — восклицал писатель. — Сядешь, бывало, на Лыску и скачешь в Тарабарино…»

Ободренный Герасим снял деньги с книжки, взял отпуск и отправился за лошадью.

В деревне Большие Куры какой-то старик продал ему тихую, пропахшую махорочным дымом кобылку со странным именем Шарлотта.

— Хочешь — корми ее! — сказал старик, пересчитывая деньги. — Не хочешь — не корми! Она у меня как верблюд.

Шарлотте было все равно кого возить.

Внуки старика закатили упитанное тело Герасима на ревматическую лошадиную спину. Хребет Шарлотты изогнулся, пугая деревню прогибом, и Обойщиков отправился в город.

Родной микрорайон притих, провожая глазами идальго Герасима. Оставляя каштаны, Шарлотта двигалась по велосипедной дорожке. Обойщиков поместил ее в арендованном гараже.